Так повернулась жизнь, что в писатели Горина принимал именно Валерий Попов. Было это в 1992 году. В 1991 году, 10 декабря, в один день, исчезла страна, в которой Горин прожил 54 года и погибла жена, с которой Горин прожил 27 лет. От такого поворота событий Горин перестал быть честным производственником: перестал ходить ежедневно на работу. Однако производства не оголил, стал работать «на удалённом доступе», не выходя из дома. Плакать в жилетку было некому: все родичи свалили кто в Израиль, кто в Германию, кто в Штаты. Остался Захар Ильич в ставшей чужой стране один с престарелой матерью, которая уже не вставала с постели. В Бога он не верил. Для релаксации начал кое-чего писать.

В порядке самоутешения решил записаться в писатели. Документы и справки, требующиеся для приема в писатели, Горин отвёз на Моховую, в помещение редакции журнала «Звезда» писателю Попову. В тот день в редакции кому-то вручали премию Набокова. Перед поездкой для общего образования Захар Ильич прочитал две книги Попова: «Жизнь удалась» и «Любовь тигра». Не понравилась. Ерничает чрезмерно. Спустя годы, прочитав, «Третье дыхание» и «Довлатов», Горин поменял мнение о писателе Попове с отрицательного на положительное. Горин опоздал к назначенному часу, премия была вручена, шла большая поздравительная пьянка. Писатель Попов налил будущему писателю Горину стакан водки. Эта была первая и предпоследняя встреча Захара Ильича с писателем Поповым, ибо Горин писательских собраний не посещал. Бережно положил красненькую книжечку члена Союза в шкаф и этим удовлетворил своё честолюбие.

Не только бригадир Валера понравился писателю:

«Я жил в поселке, в гостинице квартирного типа, километрах в десяти (а точнее в четырёх З.Г) от плотины в одном номере с двумя пусконаладчиками из Ленинграда. Один из них был тощий, другой – толстый. В общем – толком я их не разглядел. Они являлись, когда я уже спал, зажигали в кухне свет, хрипло спорили, что-то чертили на клочках… Только эти клочки оставались от них и ещё стада окурков – ими, как опятами, была утыкана кухня.

Потом они ненадолго засыпали, надсадно кашляя, и почти сразу, как мне казалось, вскакивали.

– О! В темпе давай! Матаня идёт! Спички взял? Беломор? Пошли!

Матаня, дико завывая, заполняла ярким светом прожектора нашу комнату, через минуту с воем уносилась – и больше не появлялась. Ни разу я не сумел прервать блаженного оцепенения полусна, подняться хотя бы на локте и посмотреть: что это за «матаня»? Электричка? Дрезина? Катер? Так это и осталось для меня загадкой.

Там, где раньше волки с-ли, мы проложим магистрали (шутка советских времён). Разгадка тайны «матани» проста. До начала строительства ближайший населенный пункт был в 25 километрах от плотины. За населённым пунктом по имени Майна – глухая тайга, бегали волки. Для снабжения стройки к створу плотины протянули одноколейку. По ней возили не только стройматериалы, но и рабочих. Строго по расписанию электровоз с несколькими вагонами мотался от поселков Майна и Черемушки до стройки, привозя и отвозя строителей. По сей день по оставшейся со времен строительства одноколейке каждые полчаса ходят туда и обратно уже не электровозы, а трамваи, изготовленные в Ленинграде специально для Саяно-Шушенской ГЭС. С дверями на обе стороны – одноколейка. Бензин нынче дорог, а электричество своё.

Болтаясь по бетонным подземельям станции – и уже начиная соображать, что к чему, я вдруг нарвался на своих соседей: с грохотом и ядовитой пылью они ломали толстую бетонную стену диспетчерской, потом выпускали сквозь пыльную дыру связку серебристых кабелей… коммутационный шкаф, должный красиво соединить все кабели в себе, был отодвинут в сторону, как ненужная мебель.

– Так это ж всё не работает! – радостно объяснил мне тощий, кивая на шкаф. – Бея страна поставляет с разных концов – в результате ничто ни на что не налазит! Без нас, пусконаладчиков, это все железо. Только мы можем гайку диаметром четыре дюйма напялить на болт диаметром в восемь дюймов. Без нас – всё металлолом!

В номере они появились ночью – и вскоре их унесла «матаня».

Писатель Попов рассказал не только об отдельно взятых одиночках, работавших днями и ночами. Однако особо тёплые чувства к автору Горин испытал от описания массового совкового психоза – энтузиазма масс по случаю пуска первого гидроагрегата. вгп видел этот «психоз» своими глазами и честно рассказал, как это было.

Берега были забиты людьми на несколько километров от плотины. Была ночь накануне решающего дня, давно намеченного планового срока, странным образом совпадающим с днём рождения Генерального секретаря, хотя нигде это официально не афишировалось: «с культом личности» слава богу, покончили!». Склоны жили. Уверен, что никакой стадион «Маракана» никогда не будет столь громаден и столь радостно возбуждён. Включение должно было произойти около полуночи – чтобы наутро, на завтрак, уже подарить Генеральному новую, самую мощную ГЭС. Все ждали – на ветру в темноте, и думали, мне кажется, не о Генеральном.

И вот по склонам грянуло «Ура!» – вверх полетели каски и матерчатые шлемы. Светящиеся буквы на станции – «Запустим в срок» – вздрогнули и загорелись снова – уже от собственного тока! Были забыты все обиды и ссоры – все были счастливы в этот миг».

Каково? Аж слеза прошибает. И повёз Валерий Попов очерк про то, что видел своими глазами в редакцию журнала.

– … Что ты здесь развёл? – Шеф поднял свои усталые глаза от моей рукописи. – Для чего я тебя посылал? (Поехал бы сам). Ты должен был нащупать проблему и о ней написать.