Убранство простое крестьянской истобы:

Стол с лавками в центре и скрыня невест,

Печь русская с зевом открытой горнилы

И угол важнейший средь внутренних мест.

Божница с иконами, в центре – лампадка,

И взгляд, проникающий рентгеном до дна,

В котором людская всей плоти изнанка

Трепещет душой, коли вся нечиста.

Несёт собою благодеяние

От древнегреческих Богов.

В год примирения Земного

Алтай, промозглость

до озноба

Алтай, промозглость до озноба,

Деревня ветхая в тайге.

Изба в объятиях сугроба,

А небеса повисшие – в пурге.

Метель недельная и переметы,

Дорог ведомых чехарда.

Неподтверждённые приметы

О завершении бардака.

Дымок струящийся из печки

Несёт по ветру пеленой

В преддверие новой снежной ночки,

Грозящей старой западнёй.

Ночлег устроен на полатях

У русской печи дровяной,

Служившей времени при дедах

Во время Первой мировой.

На стенах жухлых – фотоснимки

Ушедших казаков в крестах,

Держащих за эфесы шашки

На верных строевых конях.

И сколько тут прошло событий

За век российский непростой?

Година тех кровопролитий —

На фото старых с желтизной.

Ну не приснилось бы такое,

Кошмарный сон – тяжёлый факт.

Так нужно выспаться в покое,

Ведь завтра путь на Чуйский тракт.

На Кушке крест русский

На Кушке крест русский

Над горной грядой

Порядок чтил царский,

Как солдат часовой.

Четыре креста по границам судьбы

Не стали оплотом для царской семьи,

И сила мужицкой лихой ворожбы —

Не стала преградой позорной войны.

Крест русский на Кушке —

Осколок былого,

Бдит службу на мушке

У мира иного.

Империи пали одна за другой,

Но крест православный

Над чуждой горой

Бессменно стоит, как солдат часовой.

Крым

Невольничий рынок у крымского хана

Наполнен рабами из русской земли.

Их продают под видом товара,

Повсюду здесь слёзы и крики души.

Вот девочку светлую с длинной косою

Ведут на аркане, привитом к седлу.

И плетью её по плечам, и ногою

Бьёт всадник безжалостно, крытый в чалму.

В халате богатом холёной рукою

Гаремщик хватает её за лицо.

Он смотрит товар, не взять бы больную —

Тогда голова полетит самого.

И девочке русской с русой косою

Безжалостно челюсти пальцем давя,

Гаремщик узрел – зубы все белизною,

Но в остальном – одна худоба.

А дальше ряды: на коленях, в колодках

Стоят мужики, главы скорбно склоня.

Кочевники их захватили в набегах

И каждого тут обратили в раба.

За ними невольники дальней Европы,

Из Африки девочек ценный товар.

Здесь действо эпохи позорнейшей пробы

Людскую судьбу превращает в кошмар.

Но сколько терпеть унижения и слёзы

В гаремах поруганной русской души?

Так, озверев от бесчестья и злобы,

Двинулись в степь сквозь Сиваш казаки.

И кровь полилась бесконечной рекою

На всём протяжении скорбных веков.

Здесь войны идут одна за одною,

Никто не жалеет в бою животов.

Бесчестье славянское смыто рекою

От канувших в лету несметных врагов.

Так стала земля эта русской звездою

На фоне истории прошлых веков.

Тут камни и скалы, брега и заливы

Содержат секреты веков под собой.

На полуострове жили, творили

И не всегда промышляли войной.

Эпохи земные одна за одною

Рождаются, крепнут и блекнут в мирах.