В окнах их прежней квартиры на втором этаже зажегся свет. Он упал мутным пятном на клумбу напротив подъезда, захватив частично и Ивана. Незнакомая женщина в домашнем халате мелькнула в окне, она подошла к холодильнику и что-то взяла оттуда. Иван отметил, что у них холодильник стоял на том же месте – в углу, возле окна. Было странно наблюдать, как чужие люди ходят по его кухне, открывают холодильник… Он все еще чувствовал, что это его квартира, но из-за какого-то дикого недоразумения оказался на улице под дождем и вынужден теперь скитаться по чужим домам.

Дождь на самом деле припустил, но Ивану уходить не хотелось. Он встал под козырек, а потом, сам не понимая зачем, зашел в подъезд и поднялся на второй этаж. Дверь их квартиры выглядела совсем по-другому – зеленую железную заменили на дорогую, под дерево.

– Как баба, честное слово! – выругал себя Иван и побежал по ступенькам вниз.

На первом этаже он столкнулся с их бывшей соседкой, Марьей Петровной, – одинокой интеллигентной старухой, которая выглядела, сколько Иван ее знал, всегда одинаково. Казалось, время для нее остановилось лет в шестьдесят пять.

– Ванечка! – всплеснула она руками. – Не ожидала тебя здесь увидеть.

– Здрасьте, – буркнул Иван и хотел проскочить мимо, но Марья Петровна преградила дорогу.

– Ты, наверно, к Сереже с пятого этажа забегал?

– Точно, – тут же согласился Иван. С Сережкой они никогда не дружили, хоть и знали друг друга с детского сада.

– А я про вас часто вспоминаю, – сказала женщина с какой-то особой теплотой в голосе, так что Иван замер. Давно он не слышал таких интонаций в свой адрес. – Может, зайдешь на чай? У меня варенье из земляники, сама собирала. Очень вкусное!

Желудок одобрительно заурчал, но Иван вдруг понял, что не сможет весь вечер врать.

– Марья Петровна, я тороплюсь, – ответил он, а сам и с места не сдвинулся. Соблазн остаться на чай был все-таки слишком велик.

– Ну конечно, – ласково улыбнулась та.

Иван отметил, что передние зубы у нее все целы, ровные и светлые.

– Ну, хоть расскажи, как поживаете? – продолжала расспрашивать соседка. – Вы теперь с мамой?

– Ну да.

– Ростислав, наверно, уже поступил куда-нибудь?

– Ага, на сварщика, – соврал Иван.

– А ты еще в школе?

– В выпускном, в пятнадцатой.

– Молодец, ты всегда хорошо учился. Куда поступать будешь?

– На программиста хочу.

– И правильно! Тебе в университет нужно.

– Ну да.

– А как мама?

– Нормально, работает продавцом. – Она и вправду когда-то работала в супермаркете. Это еще когда они с отцом вместе жили, Ивану лет пять было. – У меня теперь сестра младшая есть.

– Да ты что!

– Светланой зовут. Ей три года.

– Так мама ваша замуж вышла?

– Да… там тоже ничего не получилось. – Иван отмахнулся.

«Зачем он про Светланку рассказал?»

– Ну, мне пора, – заторопился он, протискиваясь мимо соседки.

– Счастливо, – попрощалась Марья Петровна с ноткой грусти в голосе. – Ростику привет передавай.

Иван кивнул и выбежал вон из подъезда.

Когда он оказался на улице, совсем стемнело. Отчаянно тянуло покурить, но он держался. Выкинул сигареты в урну на остановке, чтобы не соблазниться, и прыгнул в маршрутку, идущую до Привокзальной. Домой хотелось меньше всего, но глаза слипались, а ночевать на улице не улыбалось. Дождь постепенно обратился в снег. Он мягко конопатил щели в бордюрах, растворялся в черных провалах луж. Удаляясь от центра города, людей и света на улицах становилось все меньше.

Иван согрелся и выскользнул из реальности. Ему снилось, как он пытается вытащить из пачки сигарету, но руки не слушаются, сигареты под пальцами крошатся, а он злится от нетерпения. Вдруг голос отца сказал над самым ухом: «Еще раз увижу, голову оторву!». Иван оглянулся, но вместо отца увидел склонившегося над ним водителя маршрутки. Тот тряс его за плечо: «Приехали, конечная!».

Иван соскочил с подножки и побрел в сторону дома. Он обогнул здание вокзала, недавно отреставрированное и выглядящее вполне цивильно, и направился к старому району «привокзальных деревяшек», как его было принято называть в городе.

Асфальт скоро закончился. Фонари заметно поредели. Грязная улица нестройных деревянных домов за покосившимися заборами начиналась скелетом «запорожца», в котором недавно ощенилась бродячая сука. Иван обогнул «запорожец» по широкой дуге. Псина заволновалась и истошно завыла. Кто-то выругался матом в темноте. Возле дома напротив Иван различил огонек сигареты соседа. Проваливаясь в жидкую грязь, он побрел дальше. Иван жил на этой улице уже второй год с тех пор, как не стало отца, но так и не привык, не чувствовал, не хотел чувствовать себя своим. Казалось, к такой обстановке невозможно приспособиться и за десять лет. Каждый раз, сворачивая на эту улицу, которую и улицей-то назвать было нельзя, в груди закипало возмущение. Всей душой, всем существом он ненавидел женщину, которая была в ответе за случившиеся с ним и братом несчастья, – его собственную мать.