– Вот она, легендарная Фендер Стратокастер! На ней играл ещё мой отец много лет назад. – Уолтер достал из шкафа обещанную к представлению гитару. Фендер был тёмно-синий, лак блестел почти как новенький. В паре мест виднелись незначительные царапины.

– Вот это вещь! Можно я немного поиграю? – спросил Джон.

– Играй, конечно. Давай к комбику подключу.

Пока Джон распробовал новую гитару и её звучание, Уолтер наигрывал на акустике различные мелодии. После акустической гитары ему показалось неудобным, что гриф слишком узкий, струны близко друг к другу и к самим ладам.

– Давай поменяемся. Я сыграю тебе на акустике свою новую вещь, а ты возьми Фендер. – Предложил он.

– Держи, – Уолтер протянул Джону акустику. – Я сейчас вернусь, надо бы чайку поставить. Ты ведь тоже не успел позавтракать?

Джон подумал, что вопрос был чисто риторический. Что с этим колледжем успеешь… С колледжем?!

Акустическая гитара привычно легла к нему в руки – хотя он и играл-то на ней только с недавнего времени, – с тех пор, как познакомился с Уолтером. Джон задумчиво перебирал струны, слушая как Уолтер что-то напевает внизу, на первом этаже, и наверно возится с чайником, достаёт конфеты или делает бутерброды… И вдруг на него снова нашло видение дерев из леса. Снежные великаны, величаво подпирающие небо и мёртвая тишь вокруг. Героические титаны духа, без которых погибнет всё то, что так ему дорого – оно держится только на них… И у Джона сама по себе вдруг начала складываться величественная мелодия. Но вот вернулся Уолтер с подносом и чашечками, с вкусно пахнущей яичницей, бутербродами, и Джон отложил гитару.

Они быстро перекусили, согрелись чайком, и Джон предложил Уолтеру послушать обещанную ещё в лесу вещь. Уолтер согласился и устроился поудобнее в большом кресле. Джон начал играть. Мелодия была не длинной и её можно было закольцевать – чтобы получалась бесконечная петля. Это и заметил Уолтер:

– Я же говорил тебе, что мне понравится. Это потрясающе! В твоих мелодиях чувствуется какая-то неординарность, собственный почерк, пусть они пока и не очень сложные. Слушай! А давай-ка я попробую наиграть на неё соло? У тебя же нет к ней соло? – И, подключив электрогитару, добавил: – Надо их состроить. Дай-ка «ля».

– Чего дать?

– Первую струну давай!

– А! Так бы и говорил, не хочу я все эти «ля» знать.

– И правильно, будешь их учить, ничего больше не придумаешь! Это я просто выпендриться решил, типа я ноты знаю. А я сам ничего почти не знаю и прекрасно без них обхожусь!

Они состроили гитары и попробовали сыграть.

– Играй её по кругу, не останавливайся, – предложил Уолтер. – А я попробую солировать.

Они некоторое время играли. Уолтер играл соло, иногда перемежая это с проигрыванием бас партии.

– Нет, а всё-таки, какое точное название ты придумал. Мне так и представляются глубокие-глубокие сугробы. Сугробы безвременья. И все мы тонем в них… – задумчиво проговорил Уолтер и отложил гитару.

– А мне представляется, как мы с тобой гордо стоим посреди бескрайнего поля, и сверху нескончаемыми потоками сыплется на нас этот снег. И вот уже вокруг нас целые сугробы, мы окружены и обречены, но мы не сдаёмся и не позволяем этой нечисти безвременья засыпать наш невозможный островок жизни посреди мёртвого мира, засыпать нас с головами и сровнять с землёй, чтобы никогда не осталось о нас памяти ни на земле, ни на небе во веки вечные до самого конца всего сущего!..

– Тому не быть! – Уолтер встал. – Мы будем биться насмерть плечом к плечу, брат мой. И отстоим Свет.

Они встали и взглянули друг другу в глаза. Повисла торжественная тишина. Настала редкая минута, когда Уолтер был с Джоном с глазу на глаз – и при этом абсолютно серьёзен. Он произнёс, положа руку на сердце:

– Я клянусь, что до последнего вздоха буду защищать всё то, что нам дорого. И я готов отдать жизнь за мою веру в то, что мы изменим мир.

– Я клянусь, что отдам свою жизнь во имя изменения мира, я отдам всё, лишь бы частица изначального Света коснулась людей, – отвечал Джон также с рукой на сердце.

– Ну а я, – послышался с лестницы голос дяди Чарльза, – клянусь в том, что готов следовать за прекрасным взором Арталиэн Анориме куда угодно! А также в том, что вы так радуете нас, юные джентльмены! Мужская половина Союза в сборе!

– Отец! – засмеялся Уолтер, – у тебя талант приходить точно в самые торжественные моменты!

– Да, – ответил дядя Чарльз, – я ничего и не знал о вашей встрече, я только возвратился домой. Я полагал, вы навещаете всё ещё никак не идущего на поправку и так скорбящего об отмене занятий профессора математики!

Разразился дикий хохот. После такого ответственного момента внутреннее напряжение само ищет выход, и выход был найдён!

– Бедный профессор! У него такой жуткий кашель, – и Уолтер стал изображать этот кашель профессора, сгибаясь пополам, но не удержался на ногах и рухнув на пол, покатился по нему.

– Уолтер, жажда знаний доведёт тебя до болезни! – и Джон, прыснув, осел на пол. Дядя Чарльз смеялся басовитыми раскатами, завалившись в кресло. Выплеснув энергии, они немного успокоились и дядя Чарльз, обтерев лоб платочком, ибо тот вспотел, сказал: