— Будешь? — предложил он.

— Попробую.

Попробовала. Питье себе как питье, не лучше и не хуже водки. Галлюцинаций вроде пока нет. Художник пошел будить друга, а я села в кресло и закурила. И тут случилось страшное. Из-за гипсовой статуи Венеры Милосской выполз страшный тип с всклокоченными волосами и зеленой бородой и направился в мою сторону, дико вращая глазами.

— Тебя нет, ты галлюцинация! — отмахнулась я, решив, что абсент все же подействовал.

— Грабю-ю-ю-ют! Милиция!!! — завопил тип и, схватив валявшийся в углу серый пиджак, накинул его мне на голову.

— А-а-а-а!!! — завопила я.

Из соседней комнаты выскочили художник с другом, стащили с меня пиджак и дали незнакомцу подзатыльник. Оказалось, что мужик с зеленой бородой позировал вчера другу моего спутника, также известному художнику, напился и заснул под статуей.

— Я картину писал, — икнул хозяин квартиры, — называется «Венера и Вася».

— А почему у него борода зеленая? — испуганно спросила я.

— Таво, имидж у меня такой, — ответил Вася и пошел в ванную комнату.

Да, будет чем похвастаться подругам в Харькове. С такими людьми знакомство вожу.

Киевский художник осмотрел меня и сказал, что неплохо было бы написать с меня образ.

— Садись туда и сиди тихо, — строго сказал он.

Я села на стул, накинула на себя белую простыню и стала задумчиво смотреть вдаль. Спустя час спина затекла, и я начала ерзать.

— Чего ерзаешь? — возмутился художник.

— Да как-то тяжко уже сидеть не двигаясь, — вздохнула я.

— Ну, еще немножко.

Эх, чего не сделаешь ради искусства! Собрала волю в кулак и выпрямила спину. Ничего, зато получу портрет с автографом известного киевского художника. Позировать пришлось еще не меньше часа. Затем художник вытер пот со лба и выдохнул:

— Все, можешь смотреть. Вот поставлю автограф и подарю тебе на вечную память!

Я вскочила и подбежала к мольберту. С картины на меня смотрит пятидесятилетняя старуха с длиннющим носом, одутловатым лицом и черными кругами под глазами.

— Вы хотите сказать, что я так выгляжу? — удивилась я.

— Не хочу я ничего сказать. Это образ. Я тебя вижу такой, какой ты будешь лет через тридцать. Сейчас заверну картину в газетку, вези в Харьков.

— А-а-а, — протянула я.

Удивительные люди художники. Это ж надо. Он меня такой видит. Еще и за самое больное задел. Ну, ладно, круги под глазами и лицо алкоголички, но зачем надо было акцентировать внимание на моем длинном носе, не понимаю. Обиделась и стала собираться. Все хотела незаметно улизнуть и оставить проклятый «образ» его создателю. Не вышло. Прямо перед дверью меня поймали и вручили картину, завернутую в газетку.

— Когда я стану Ван Гогом своего времени, — сказал художник, возводя глаза к небу, — ты заработаешь на этом портрете бешеные деньги.

— Спасибо, — ответила я.

Скорей бы он уже стал Ван Гогом, лишние деньги никогда не помешают.

Приехала на фестиваль. До церемонии еще час. Нацепила бейдж нашей студии и отправилась гулять по залам. Походила, посмотрела работы. Вокруг дефилируют модно одетые парни и девушки с бейджами и косятся на меня. Что-то во мне не так. Черт, зря я напялила брутальные штаны и кеды. Еще и майка эта военная. Здесь все в совершенно других нарядах. Опозорила я нашу студию, как есть опозорила. Сняла бейдж и спрятала в карман. Уж лучше буду инкогнито, вроде случайно сюда забрела. Подошла к стенду, где представлены наши проекты. Две работы Швидко, две — дизайнера Чайки и две ссылки на сайты, которые сделал Мишкин. Посетители рассматривают все это и нахваливают. Нацепила бейдж и стала гордо расхаживать перед стендом взад-вперед. Люди проходят мимо, улыбаются, все почему-то смотрят на мои ноги. Посмотрела и я. Такое могло случиться только со мной. Кеды измазаны желтой, зеленой и черной краской. Видимо, у художника измазюкала, пока позировала. Расстроилась донельзя, а что делать?

Вскоре началась церемония награждения. Я с гордым видом сижу в первом ряду. Вокруг меня члены жюри, косятся на меня и шушукаются.

— А это кто? — прошептал лысый в очках слева.

— А не знаю, может, случайно забрела? — ответил его сосед с патлами до пояса.

— Девушка, это кресла для жюри, вы уверены, что сидите на своем месте? — спросил тот, что в очках.

— Более чем, — гордо ответила я и показала билет.

Ишь пристал, очкарик чертов. Вот начнут объявлять победителей, посмотрим, кто тут не на своем месте. Заиграла музыка, и стали вызывать победителей и вручать им белые фарфоровые чашки с металлическим глистоподобным существом на дне. Это у них вроде главного приза. Два глиста — гран-при, один глист — первое место. За второе и третье вручают грамоты.

— Ой, какие глисты смешные, — обратилась я к соседу справа.

— Это не глисты, это Серебряный Угорь — эмблема фестиваля. А вы, девушка, явно не туда попали, — рявкнул очкарик и поскакал на сцену объявлять победителей в следующей номинации.

— Чего это он? — спросила я у патлатого. — Что он тут из себя царя-батюшку изображает? Кто он вообще такой?

— Да ты что? — удивился патлатый. — Это же известный московский дизайнер Боркин! Таких людей надо знать!

— А, ну да, ну да, — замялась я.