Ливанос кивнул.

– Это было самым трудным решением в моей жизни. Но я решил навсегда порвать с миром людей. Преступные судовладельцы, на совести которых осталось то, что случилось с моими близкими, вдобавок попытались завладеть и моими изобретениями. Я дал клятву, что этого никогда не случится, и исполнил ее.

Гумбольдт провел ладонью по гладкой поверхности мраморной стены.

– И все равно для меня остается загадкой, как вам удалось в одиночку и будучи тяжело раненным управлять судном-верфью. Но еще более невероятно то, что вам удалось без посторонней помощи построить целый город под водой.

Ливанос слегка удивился.

– О, но ведь я же был не один – ни тогда, ни сейчас! Со мной всегда была Дарон.

– Дарон? Кто это?

– Я разве не упоминал это имя? Что ж, сейчас вы ее увидите. Здесь ее владения.

Шарлотта сделала шаг и оказалась внутри гигантского мраморного куба. То, что предстало перед ней, попросту ошеломило девушку.

Единственный раз в жизни она испытывала подобное чувство – когда, еще восьмилетней девочкой, впервые переступила порог собора Святого Петра в Риме. Словно находишься вне пространства и времени.

– Добро пожаловать во Дворец Посейдона. – Ливанос широко раскинул руки. – Ныне это резиденция Дарон.

Шарлотта сделала еще несколько шагов.

Передний придел храма был заполнен большими серыми металлическими ящиками и шкафами, на лицевой стороне которых мерцали и подмигивали тысячи маленьких лампочек. Они вспыхивали и гасли в каком-то неуловимом ритме, словно аккомпанируя неслышимой музыке, и при этом создавали узоры, напоминающие те, которые образуют в море скопления крохотных светящихся животных – ночесветок. В центре храма – там, где полагается находиться алтарю для жертвоприношений, возвышался отдельно особенно большой металлический ящик, к которому тянулось великое множество проводов и кабелей, некоторые толщиной с руку. Неподалеку от возвышения кабели ныряли под стеклянные плиты пола и исчезали. Из ящика лился густо-вишневый свет, напоминающий тот, который исходит от потока раскаленной лавы.

Вокруг не было ни единой живой души. Было очевидно, что здесь они одни.

– Но я никого не вижу, – сказала Шарлотта. – Дворец пуст.

– О, Дарон здесь, – произнес Ливанос с улыбкой. – И она приветствует вас. Не так ли?

– Разумеется!

Эхо подхватило и разнесло во все уголки здания приятный женский голос. Казалось, он исходит отовсюду.

– И не забывай – я сделаю все, чтобы ты был счастлив. Ты хорошо это знаешь.

Гумбольдт сосредоточенно нахмурился.

– Значит, Дарон – машина?

– Совершенно точно. – Ливанос покатил на своем кресле к подмигивающим панелям управления. – Искусственный разум. Дифференциальная машина, самостоятельно развившая свое сознание. Она контролирует все процессы в нашем городе. Заводы, мастерские, снабжение пресной водой и воздухом, функционирование всех до единого роботов. Здесь нет ничего, что работало бы без ее участия. Если с Дарон что-нибудь случится, город мгновенно погрузится во тьму. Если я мозг Медитеррании, то она – ее сердце.

– Она? – Океания не могла отвести взгляда от множества мерцающих лампочек. – Но как машина может иметь пол?

– Этого я не сумею вам объяснить, – ответил Ливанос. – Так произошло само собой. Возможно, все дело в слиянии машины с кристаллом. – Он указал на ящик в центре храма. – Кристалл привел нас сюда, и когда «Левиафан» ушел под воду, мы опустились на дно неподалеку отсюда. В ту пору Дарон была обычной дифференциальной машиной, предназначенной для руководства простыми ремонтными и профилактическими работами на судах. Мы отправили несколько дронов на дно, чтобы те отыскали источник сверхмощного сигнала, и обнаружили кристалл. Он находился на глубине нескольких метров под поверхностью дна и был завален скальными обломками. Мы извлекли его оттуда и перенесли на борт. С того времени все пошло по-другому. Дарон начала брать на себя все больше функций, отремонтировала сильно поврежденный «Левиафан» и начала создавать первую биосферу. В ней она меня и выходила, но прошли целые месяцы, прежде чем я поправился настолько, чтобы передвигаться и ясно мыслить.

– А что стало с «Левиафаном»?

– Впоследствии он был использован как сырье. Из его металла мы построили «Спрут» и Голема.

– Голема?

– Того огромного робота, который доставил ваш корабль на переработку. Он был одной из первых конструкций, созданных самой Дарон. Со временем мы перенесли ее резиденцию сюда. Но прежде восстановили Дворец Посейдона и переместили сюда кристалл. Дарон и кристалл образовали новую форму жизни – нечто вроде симбиоза, который нередко встречается в мире животных и растений.

– Отлично сказано, Искандер!

Гумбольдт указал на багровый свет, льющийся с алтаря.

– Кристалл находится там?

– Мы называем его Сердце Атлантиды. Хотите взглянуть?

Ученый улыбнулся:

– Еще бы!

– Тогда следуйте за мной.

Ливанос нажал кнопку на рукоятке своего кресла и с тихим жужжанием покатил к возвышению. Сквозь стеклянные плиты пола было видно, как отсюда во все стороны разбегаются кабели, отчего возникало ощущение, будто ступаешь по гигантской паутине. Стеклянные плиты ощутимо подрагивали, словно рядом работал могучий генератор.