Но за свои 166 лет Фабиус Гласа не слышал и не знал магов, кои прочли бы об этом не в древних фолиантах.

Аксиома Гласа никогда не оспаривалась, но много поколений никто не был описан даже его свидетелем. И вот фурия в Ангистерне — и где он, Глас?

Фабиус невесело усмехнулся. Он был немолод, законы давно не казались ему незыблемыми. Почему должен был соблюдаться именно этот?

Он коснулся магистерского амулета на груди — мёртвого и пустого, как любой придорожный булыжник. Совет Магистериума молчал, иначе знак бы сейчас вопиил и обжигал грудь.

Молчал в своей бездне и Отец людей Сатана. А значит, Фабиус сам должен был разобраться в истории с пропавшими магами и объявившейся адской тварью. А уцелеет — подтянутся и беженцы из Дабэна.

«Минус три, плюс один», — невесело подсчитал он. Выходило, что три земных мага примерно равнялись на вселенских весах причинности одной неземной погани.

Двенадцать веков прошло с времён, когда жители земли могли как угодно сноситься с жителями Ада. Именно Договор о «Магистерум морум» положил этому конец. «На земле умерли боги, и выросло семя тьмы», так говорили древние книги. А ещё: «Земля дышала и лопалась, выпуская из бездны огромных тварей. Плач и стоны были слышны от восхода и до восхода».

Может быть, именно с тех времён сохранились в Серединных землях развалины могучих бастионов? Остовы осыпавшихся домов из рыхлого камня? Кто знает наверняка?

Нельзя сказать, что после подписания Договора адские твари совершенно оставили людей в покое. Но равные по силам погибшим в межвременьи богам демоны глубинного Ада больше не поднимались на землю, а против прочих Сатана дал магам знания. Совет Магистериума стойко стоял на страже закона, и готов был жестоко покарать: мага — за самоуправство, тварь — за нарушение границ.

Боги… В самых древних и тайных книгах написано, что во времена оные они мудро правили землями людей. Но боги погибли или отвернулись от смертных. Лишь байки о них переносили с места на место бродячие проповедники. Теперь вот настало время сказок крещёных о милостивом боге.

У Фабиуса заныла левая рука, уродство которой привычно скрывала кожаная перчатка — защита людского мира была не самым безопасным делом, а тут ещё и фурия объявилась…

«Фурия есть свирепа неистово», — так гласила «Багровая книга» Магистериума, повествующая о созданиях Ада и борьбе с ними. Писать её начали в годы безвластия, когда любая тварь могла самовольно объявиться в мире людей. Знания о том, как противостоять таким тварям, копились веками. Тщательно переписывалась, ведь пергамент не вечен. Но фурия…

Нет от неё спасения.

Скоро она войдёт в раж, и трупов день ото дня будет становиться всё больше. И Фабиус был сейчас в Ангистерне единственным высшим магом, хотя бы теоретически способным защитить его жителей. «Уважаемый информатор», известивший магистра письмом о здешних беспорядках, могущественный член Магистериума Ахарор — давно стал немощным стариком, устранился от серьёзных дел. Магистерское кресло он занимал в силу былых заслуг и сидел в нём тихо. Не мог он вызвать фурию, не сумел бы один!

А фурия… Чего лукавить — фурия и для Фабиуса была лютой и верной смертью.

Что же предпринять? Послать ворона Грабусу? Но и Совет магов тут беспомощен. Раз молчит глас Сатаны, где магистры возьмут сил, чтобы победить тварь?

Но почему он молчит? Неужто Ангистерн проклят?

Фенрир всхрапнул и вздёрнул морду: куда, мол, ты меня гонишь? Фабиус ослабил поводья, позволяя коню самому выбирать путь между кучами рыбьих потрохов.

Фенриру дорога не нравилась, он шумно вздыхал, прядал ушами, но не решался выразить протест более явно. Чуткий конь понимал: всадник глубоко погружён сейчас в собственные мысли.

А Фабиуса вдруг стало клонить в сон, словно солнце не подпирало зенит, а покатилось вниз, увлекая за собой его душу в города снов.

Он снова сжал амулет, висящий на груди — не насылает ли кто морок? Но амулет был всё также хладен.

А вот сердце всё тяжелело. Миг — и острая игла пронзила его!

Слабость обездвижила тело магистра, сгустила кровь в жилах, закупорила сердечную вену. Он окаменел в седле, замер, хватая воздух синеющими губами.

Фенрир тревожно заржал, затоптался на месте, замотал головой, пытаясь дотянуться до хозяина… Но тот не видел его усилий.

Только пальцы искалеченной левой руки Фабиуса сохраняли ещё подвижность. Побывав в пасти химеры, они стали немного не его пальцами и сейчас успешно сопротивлялись смертному холоду. Что холод — для огненного создания?

Пальцы извивались, пытаясь сбросить перчатку.

Со стороны это выглядело ужасно, но зрителей в столь жаркий час на улице пока не нашлось.

Наконец левая рука явилась миру во всей красе обожжённой до черноты кожи и скрюченных посиневших ногтей. Словно обретя силы от своей внезапной наготы, она вцепилась в родовой перстень с рубином на указательном пальце здоровой правой руки магистра Фабиуса, и рубин вспыхнул искрящимся адским пламенем.