— Там сквозит. А я простужен. Да не кипишуй ты так, я тебя и пальцем не трону — вон, даже одеяло другое взял.

— Тогда я пойду на диван!

— Нет, спи уже. Разве друзья не могут спать вместе?

— Могут, конечно! Ты когда с Игорем в последний раз спал?

Надо было выжидать дольше. Она не разоспалась, раз так хорошо соображает.

— Прости. Я думал о сквозняке, а не о таких тонких материях.

— Нет, ну вот скажи честно: я тебе нравлюсь, что ли?

— Я женюсь скоро и начальник твой. Хватит уже мне навязываться!

— Матвей!

Он начал злиться — мгновенная реакция на ее злость. И шутить расхотелось:

— Рита, ты ведь сама не позволяешь мне быть честным! Так чего ты ждешь?

— О чем ты? Как я тебе не позволяю?!

— Поклянись, что не уволишься после моего ответа. Я очень зря тебе раньше это предлагал.

— Зачем?

— Хочешь искренности — поклянись, что не будет никаких последствий.

— Ладно, обещаю, что не уволюсь.

Матвей всем телом чувствовал последний, самый критический занос. Но этот день вряд ли мог закончиться иначе.

— Я не знаю, как описать. Это не симпатия, не влечение. Мне просто нужно один раз тебя поцеловать. Всего один. Больше мне от тебя вообще ничего не нужно. И если хочешь знать, то мне все это претит не слабее, чем тебе. Совсем невовремя и слишком непривычно. Я кажусь тебе сумасшедшим? Поверь, себя я знаю давно: так я уже точно уверен, что спятил, как будто подменили…

Она промолчала, полежала еще минуту, а потом молча ушла в гостиную. Черт возьми, надо было остановить, прижать к себе! Раз уж она все равно ушла, так какая разница?

Рита проснулась по привычке в шесть. До рейса оставалось много времени, но через час надо будет будить Матвея и собираться. Она вела себя как можно тише и не включала телевизор, чтобы не привлекать к себе внимания. После душа долго-долго стояла у окна и наблюдала с высоты за оживленной в такое ранее время улицей.

Теперь уже придется думать, некуда откладывать. И чем больше она размышляла, тем сильнее винила себя. Ведь Димыч предупреждал! А Матвей практически открытым текстом предложил ей стать любовницей. Каким местом она смотрела, если ничего не видела? Да видела, конечно. Все она видела — и взгляды его, и повышенное внимание, только верить не хотела. Потому что дура наивная. И если абстрагироваться от некоторых обстоятельств, то непременно бы влюбилась — он бывает таким, в которого сложно не влюбиться. Вчера именно таким и был, несмотря на детские и эмоциональные выходки. Таким она его уже давно и знала: сдержанный на работе со всеми сотрудниками, кроме нее самой, но вдруг срывающийся в пропасть гиперкомпенсации. Такому сыну и мать хотела другой судьбы, видя, что он всегда балансирует на острие ножа, а потом летит в сторону, чтобы чуть позже снова восстановить равновесие. Впечатляющий, странный, красивый, смешной, умный, нелепый, прямолинейный, замкнутый — у него наличествовали все взаимоисключающие черты, чтобы заполучить любую девушку, не только Риту. Однако абстрагироваться от обстоятельств не получалось: Рита стала бы чьей-то любовницей, лишь полностью поправ все свои принципы. И неважно, какими чертами наделен мужчина, потому что речь всегда идет о личном выборе конкретного человека. Без отговорок наподобие «ее подвело тело», «без него и жизнь не жизнь» и прочей чуши. Если один ломается под другого, то это что угодно, только не любовь.

Но ведь вчера он говорил не о любви и даже не о сексе. Но этот его «единственный поцелуй» почему-то звучал еще отчаяннее. Намного беспросветнее, чем все остальное. Рита не злилась на Матвея — ну, может, только в самом начале. Сейчас она злилась только на себя, потому как отчетливо увидела всю картинку. В истории буквально все сыграли свою роль, но больше всех вложили Матвей и она сама.

— Ты не спишь? Завтрак заказала?

Рита от неожиданности вздрогнула, но почти сразу натянула улыбку и повернулась, намереваясь больше никогда не говорить с начальником без должной официальности:

— Нет, Матвей Владимирович, еще не заказала. Если вы хорошо себя чувствуете, то можем позавтракать на первом этаже.

Он, конечно, все нужное уловил. Едва заметно поморщился, но смотрел прямо. И подхватил ее интонацию:

— Хорошо. Сейчас я в душ, потом перекусим и сдадим номер. Маргарита, если вы ждете извинений, то их не будет. Для извинений я не чувствую себя в достаточной степени виноватым. И напомню про ваше обещание. Пусть личное не путается с работой.

Рита ничего от него и не ждала. Все, что она могла узнать, уже узнала. Любые слова не помогут.

— Как скажете, Матвей Владимирович.

Они позавтракали, добрались до аэропорта и прилетели в родной город, не обменявшись при этом и десятком фраз. И Рите так было спокойнее. Хоть она и понимала, что между ней и начальником теперь пролегла непроницаемая стена, которую со временем придется рушить или все-таки сбегать, но прямо сейчас общаться была не готова. Она настолько погрузилась в себя, что невольно напряглась, когда Матвей Владимирович уже на выходе из аэропорта сказал сухо:

— Возьмете себе другое такси? Я собираюсь сразу в офис, а у вас до конца дня отгул.

— Нет, Матвей Владимирович, я тоже еду в офис. С завода должны были прислать факс, я разберусь, поскольку это моя работа.

— Не смею останавливать, — сказал без сарказма. Скорее устало.

Рита отнюдь не рвалась побыть в его компании как можно дольше. Она попросту не знала, что сейчас делать. И привыкла в таких ситуациях сначала излить душу друзьям — они помогут успокоиться и принять решение. Всегда так было! А Зорины находятся именно в офисе, дома Рите пришлось бы или сходить с ума в одиночестве, или смотреть в глаза Веронике. Она не была готова ни к тому, ни к другому.