Он подходит ближе и поднимает мой подбородок.

— Ты думала, что это я был со Стар?

Даже при упоминании об этом у меня сводит желудок. Нет смысла отрицать очевидное.

— Они занимались этим в твоей комнате, довольно громко, что я должна была подумать? — говорю я, когда краска приливает к моим щекам.

— Что ты при этом почувствовала? — спрашивает он как-то робко. Наклоняет голову и ищет ответ в моих глазах.

Что я почувствовала?

Как будто меня сбил подвесной стальной шар для сноса зданий. Как будто я съела сырую рыбу, и мой желудок взбунтовался. Как будто не успела я позволить себе на что-то надеяться, как на моих глазах это превратилось в дым и пепел.

Я не могу признаться ему в этом, поэтому просто качаю головой.

Он кладет ладонь мне на живот.

— Тебя тошнило? — тихо спрашивает он. Моя кожа начинает пылать, а мышцы живота под его рукой сокращаются.

Да…

Я закрываю глаза, чтобы побороть влечение к нему. Но это выше моих сил. Мое тело пробуждается к жизни после смерти, которую только что перенесло, я чувствую каждый его и мой вздох.

— Куколка?

Интонация его голоса меняется. Он практически умоляет…

Его рука перемещается и ложиться на мое колотящееся сердце. Я чувствую его. И когда я говорю, что чувствую его, я именно это и имею в виду, я действительно его чувствую. Его прикосновение не просто проникает под кожу, оно проходит легкой лаской по каждой части моего тела вплоть до кончиков пальцев на ногах, обволакивает все мои жизненно важные органы и возвращается тем же маршрутом только для того, чтобы пронзить меня в самое сердце.

— А здесь? — шепчет он на сей раз. Клянусь, я могу подсчитать удары его сердца по пульсации вен на его ладони.

О Боже…

Я не могу дышать…

На глаза наворачиваются слезы.

— Куколка?

Я моргаю, медленно открывая свои глаза.

Искреннее выражение его лица убивает меня.

— Мне нужно знать. Ты почувствовала что-нибудь здесь? — он опускает взгляд на мой рот.

С моих уст срывается хриплое «да».

Ох… Господь всемогущий. Скажи, что это был не мой голос.

Он проводит рукой по моему затылку и нежно погружает пальцы в мои волосы.

— Меня сводит с ума сама мысль о тебе с кем-то другим до такой степени, что я сейчас даже думать не могу. Когда я вижу тебя с Дозером, как ты разговариваешь с ним, как он прикасается к тебе, как ты улыбаешься ему, такое чувство, что все мое чертово тело вот-вот взорвется, — он на секунду замолкает, а затем продолжает: — Когда я увидел тебя, стоящей рядом с ним, я подумал, что ты сделала свой выбор. Я подумал, что уже упустил свой шанс.

Его янтарный взгляд блуждает по моему лицу.

— Так у меня еще есть шанс?

Трудно оставаться сосредоточенной, когда мое тело в такой близости от него, когда меня окутывает его пьянящий аромат, когда его губы на расстоянии в несколько дюймов, а эти глаза буквально пожирают меня. Черт бы побрал эти глаза.

На кончике моего языка так и крутится слово «нет». Но в течение трех дней я представляла себе этот момент. Я думала о том, что мне нужно сказать Маву, прежде чем открыть дверцу и позволить ему войти в мое сердце. Не то, чтобы он еще этого не сделал, — видит Бог, он уже в него вошел, — но я не могу ее распахнуть, не проведя черту и не дав понять, что в будущем он должен относиться ко мне с уважением.

— Наверное, это зависит от обстоятельств.

— Каких?

— Не собираешься ли ты резко изменить свое отношение ко мне и вернуться к тому… каким ты был.

Серьезное выражение его лица становится еще более серьезным.

— Не собираюсь. Это паршиво, но лишь навредив тебе, мне удалось обрести гребаный здравый смысл. Теперь я знаю, что ты не заслужила то дерьмо, которое я на тебя выливал, и клянусь своей жизнью, я больше никогда не подниму на тебя руку.

Я кладу руку ему на грудь и отталкиваю, но он не сдвигается с места. Он как скала, нависает надо мной и, похоже, не оставляет попыток зайти за границы моего личного пространства.

— И я просто должна тебе поверить?

Он облизывает губы и глубоко вздыхает.

— Раньше я ничего не замечал за пеленой поглотившей меня ненависти. Теперь я вижу то, что должен был заметить в первый день наше встречи. Ты — не она, и я должен измениться, или сквозь мои пальцы просочится нечто удивительное. Если уже не просочилось.

Я пытаюсь отвести взгляд, но он заключает мое лицо в свои ладони.

— Слушай, Куколка, я знаю, что не могу исправить это парой слов. Потребуется время. И даже при том, что ты имеешь полное право ненавидеть меня и послать ко всем чертям, — он проводит большим пальцем по моей челюсти, — я прошу тебя дать мне это время. Я докажу, что многое изменилось. Что я изменился.