Он поводит бровью, и мой мозг начинает глючить.

— Подожди, о чем именно мы сейчас говорим?

Этот мужчина, из-за которого мои трусики вечно мокрые, а женское естество нещадно пульсирует, похоже, пытается как-то помягче меня отшить.

Стоит только подумать о том, как часто он уходил из дома и сколько раз принимал душ в последнее время, как меня бьёт, словно обухом по голове, осознание того, какой я была дурой. Каждый Божий день я влюбляюсь в него все больше и больше. Не просто влюбляюсь, я практически одержима им. Я бросаю на него украдкой взгляд всякий раз, когда выдаётся такая возможность. Я мечтаю о сексе с ним почти все время, хотя по идее мои мысли должны быть заняты подготовкой к экзамену. Я не могу наблюдать за тем, как он готовит, не глядя на его спину и задницу, облизывая губы, как извращенка. Я постоянно замечаю за собой, как прокручиваю в своей голове те моменты, когда мы прикасались друг к другу и целовались. Фантазирую обо всех тех моментах, когда мы занимались сексом, и об одном единственном разе, — по крайней мере, если мне не изменяет память, — когда он ласкал меня «там» своим языком. Я лежала половину ночи, прислушиваясь к его дыханию и гадая, не стоит ли мне просто повернуться и разбудить его, проложив дорожку поцелуев по его груди и животу, спускаясь ниже и до боли желая сделать для него то, что всегда хотела.

И вот теперь я чувствую себя полной идиоткой. Находясь в его доме и наблюдая изо дня в день за ним с Уилл, мою голову наводняли всякие безумные мысли о том, как однажды, одетая в белое платье, я буду смотреть на свой округлившийся живот и держать на руках маленького мальчика с темными волосами и золотистыми глазами.

Я резко разворачиваюсь, хватаю со столика первую попавшуюся под руку вещь, замахиваюсь и швыряю её в него. Баночка попадает в шторку и падает на пол, поэтому я хватаю его крем для бритья.

— Просто выйди и скажи это! Ты не хочешь видеть нас здесь. Ты передумал. Ты трахаешь шлюх в клубе, потому что я тебя больше не привлекаю.

— Ты, мать твою, издеваешься? — рявкает он и откидывает шторку в сторону.

О да, он выглядит именно так, как я себе представляла. Настолько сексуально, что и за день не объездить.

Он хватается за свой возбужденный, набухший, побагровевший член.

— Разве похоже, что я с кем-то трахался? Разве не видно, как он на тебя реагирует? Чёрт подери, Куколка, всё, что тебе нужно сделать, это сказать одно слово. Одно проклятое слово, и у меня встаёт. Или посмотреть на меня. Или произнести моё имя. У меня встаёт так часто, что самоудовлетворение, к которому я как раз собирался прибегнуть, больше не помогает. Такое чувство, что я заработал вечный стояк.

Он срывает полотенце с вешалки на стене, выбирается из ванны и обматывает его вокруг талии. Правда, оно не помогает скрыть его большую проблему. Не-а. Нисколечко.

— Вот зачем ты ходишь в клуб? Чтобы одна из клубных девчо...

— Господи Боже! Это единственное, что тебя так волновало? Я думал, ты... — он указывает на мою майку, — ...и просто не хотела мне говорить об этом.

Я отпускаю взгляд вниз.

— О чем говорить?

— Куколка, ты не смогла съесть пасту, которую заказала в ресторане, куда мы ходили в один из вечеров, сказав, что она странно пахнет, к тому же твои сиськи...

Он снова указывает на меня.

— Что? — я изучаю свои сиськи. — Стали больше?

Я набрала около десяти фунтов за последние несколько месяцев, и, кажется, что почти все они отложились в одном конкретном месте.

— Да.

— Это проблема? — я гляжу на него так, будто в него вселился пришелец.

— Нет. Чёрт, нет.

— Тогда в чем дело?

Он подаётся ко мне во всем своём великолепии и хватает меня за локти.

— Куколка, ты беременна или нет?

Вопрос сбивает меня с ног, как товарный поезд, провозящий несколько тонн груза.

— Что? Нет. Э... Я не знаю. Я... Мой цикл сбился, с тех пор как меня подстрелили. Доктор сказал, что это нормально.

— Да, но... — я хлопаю его по рукам, когда он отпускает мои локти и накрывает ладонями мои груди, потому что в животе все трепещет так, что приходится сжать бедра, чтобы унять ноющую боль между ног. — Они больше и выглядят очень аппетитно.

Я отвожу от себя его руки и сама проверяю их размер.

— Но они всегда становятся больше, когда я набираю вес.

— Чёрт, Куколка. Вот о чем речь. Ты неосознанно делаешь что-то наподобие этого. Мелочи, о которых не задумываешься, но которые меня заводят. У меня встаёт, и это напрочь сносит мне крышу.

— И что же я делаю?

— Шепотом желаешь спокойной ночи. Тянешься за бокалом, от чего твоя майка задирается. Наклоняешься передо мной. Ты вообще осознаешь, что жуешь карандаш, когда учишься? — он смотрит на меня так, словно я делаю все это нарочно. — Вот почему я не могу оставаться дома. Из-за всего этого. Я не могу в таком состоянии расхаживать по дому, — он разматывает полотенце и обхватывает свой член рукой. — Это пытка.

Я зажимаю нижнюю губу зубами, чтобы подавить улыбку, рвущуюся наружу.

— Похоже, он страдает.

— Ещё как, — он крепко сжимает его и скользит рукой до самого кончика, после чего размазывает по всей длине предсемя, выступившее из головки. — Я старался не давить на тебя, дать тебе время и пространство, чтобы пережить то, что произошло. Плюс ко всему, я не хочу, чтобы Уилл видела меня таким. Но правда в том, что... это убивает меня. Болезненно и медленно.

Он прикладывает палец к моим губам, когда я открываю рот.

— Нет, я ни с кем не был. Я говорил тебе, что ты единственная женщина, чьих прикосновений я жажду. Это не изменилось. Никогда не изменится.