Шрифт:
– Это я знаю, но, судя по антеннам, это командирский танк, принимает какие-нибудь гражданские диапазоны?
– Так точно, герр оберштурмфюрер! – ефрейтор на секунду скрылся в люке, и тут же они услышали сквозь шипение и треск приёмника приглушённые звуки вальса. – Вот, герр оберштурмфюрер… – его голова опять показалась над башней.
– Радист! Нет, погоди… Майер! Ко мне!
– Герр…
– Рихард, ты ведь понимаешь по-русски?
– Так точно…
– Найди кого-нибудь там в лесу, кто говорит по-английски, сядьте в танке с радистом и поищите в эфире какие-нибудь новости, русские и союзников, если поймаете… Переговоры… Всё, что угодно, из чего можно понять ситуацию на фронте и вокруг нас…
– Так точно! Выполню!
Было уже около половины восьмого и абсолютно светло, когда все одновременно повернули головы на север: тишину разорвал приходящий оттуда грохот вздаленной канонады, наследуемый серией мощных взрывов, а потом всё слилось в единый непрерывный гул – началась артподготовка перед атакой. На небольшой населённый пункт Орехов, находящийся около двадцати километров южнее от Брно, упали первые советские снаряды – начался штурм города, одно из последних танковых сражений Второй Мировой войны в Европе, которое продлится ещё почти целую неделю…
Почти одновременно со звуками артиллерийской стрельбы на окраине леса показался вернувшийся Янке.
– Герр обершт… Александр! – позвал он командира. Тот спрыгнул с танка, а Янке продолжал: – Я говорил со старостой – в окрестностях пока чисто, о том, что нам дадут продовольствие, тоже договорился, но он просит, чтобы мы здесь не оставались – если вдруг будет бой, то деревне конец…
– Это я понимаю…
– И ещё кое-что: здесь недалеко три дня назад приземлился в поле на пузо подстреленный «Хейнкель». Пилот – полковник, лежит в доме у старосты, ходить не может, какая-то важная птица, говорить хочет только с высшим присутствующим офицером, вроде как что-то серьёзное, я у него уже был – выглядит плохо… Хотя был явно рад, что мы сюда попали раньше Советов… Староста сказал, что какие-то мешки у него под кроватью и чемодан тяжеленный, приказал вытащить из самолёта и никого к ним не подпускает… Летел, говорит, из Остравы в Мюнхен… Вы с этим танком поосторожнее, этот погребок-то как раз мой… – он, усмехнувшись, указал в сторону «Пантера», стоящего у невысокой кирпичной стены.
– Хорошо, – фон Шенкоф кивнул. – Не будем терять время, возьми человек десять наших, из дивизии, и идём в деревню за продуктами… И с лётчиком этим поговорим.
– Есть, герр оберштурмфюрер!
Сзади к ним подошёл Майер:
– Герр оберштурмфюрер…
– Да, Рихард?
– Разрешите, я тоже заскочу, гляну, как там мои. Здесь километра четыре до Браттерсбрюнна… Я через часа три буду…
– Пойдёшь сам?
– Староста местный сказал, я слышал, что там тоже чисто, так что пойду сам.
– Возьми мотоцикл… И разузнай там, что сможешь… Да, найди кого-то вместо себя к приёмнику… Иди! – офицер махнул рукой. – Йозеф, идём к тебе!.. – взял с танка автомат и, не оглядываясь, направился к деревне. Через пару метров бросил через плечо: – В моё отсутствие командование принимает обершарфюрер Завацки!
При штабе генерал-лейтенанта Плиева, командира кавалеристов, находилось и отделение контрразведки [8] , задачей которого была борьба с диверсантами и вражеской разведкой в прифронтовой полосе, контроль лоаяльности местного населения, а также «отлов» немецких окруженцев и дезертиров, слоняющихся по окрестным деревням. Функция, при которой присутствие и возможность использования конных патрулей была как раз очень кстати. Дежурный офицер НКВД, майор Даладзе, высокий широкоплечий грузин лет сорока, моложавый, в безукоризненно подогнанной новенькой суконной гимнастёрке, явно шитой на заказ у хорошего портного, стоял задумчиво с чашкой чая, изучая от нечего делать довоенную карту Чехословакии на стене, которую и так знал уже на память, когда услышал, как зазвонил телефон и сержант за стеной снял трубку. Через минуту дверь открылась:
8
СМЕРШ – сокращённо «смерть шпионам» – название военной контрразведки НКВД времён военного времени.
– Разрешите…Товарищ майор, лётчики, штурмовой авиаполк, где-то в тылу, мол, видели немцев, хотят вас…
– Переклучи! – он пружинистой походкой не спеша пересёк комнату, сел на стол и снял трубку. – СМЕРШ, майор Даладзе. С кэм гаварю? Здравия желаю, капитан, щто у вас?.. Гдэ-та на юг ат Брно?! Эта гдэ, «на юг», капитан, в Югаславиэ или, может, там, в Африкэ??? Пэдэсат киломэтров… Ага… А пачему званитэ нам? Ви решили, щто это уже наш тил? Ага… Надэюс, щто нащи танки успэвают за ващим ваабражэнием, капитан… Щто значит «вродэ как»?! Танки?! Ви их видэли или нэт?! Я знаю, чиорт падери, щто щтурмавики бистро летают!.. Так там пашлитэ «Паликарпова»! Он литает мэдленно! Щто мнэ вас учит надо, щтоли!.. Да! Да! Ждиом ваших сообшений!.. – он повесил трубку. – Чиорт знает щто! «Где-та на юг»! «Вродэ как танки»! Сэржант! Ка мнэ! Саэдини мэня с гэнэралом! Бистро!
Староста, небольшой коренастый мужчина на вид лет шестидесяти, был явно взволнован доносящимися звуками канонады и нервно мял в руках серую шерстяную кепку австрийского военного образца. Он и ещё несколько мужчин средних лет – совет деревенской общины – стояли посередине его большого закрытого двора, две стороны которого обрамляла каменная стенка с большими воротами, выходящими на главную улицу, а остальное делал большой белый одноэтажный дом с красной черепичной крышей, который вместе с хозяйственными пристройками образовывал большую букву «L».
– …Герр офицер, мы понимаем ситуацию и готовы вам посильно помочь, но, извините… надеюсь, вы понимаете… здесь женщины и дети… Мы надеемся, что если здесь не будет никаких военных частей, то русские оставят нас в покое… Мы же обычные крестьяне… Герр офицер?
– Не беспокойтесь, это не в наших интересах – оставаться здесь. Мы уйдём в темноте, чтобы нас не видели с воздуха, даю вам слово, прошу только о возможности отдыха для моих людей и какого-нибудь провианта… Надеюсь на сотрудничество с вашей стороны.