Шрифт:
Я перевела взгляд на сына. Лучшее, что сделал Голубкин в своей жизни. Красивый правильный парень. Настоящий мужчина. Он волновался, это было так сильно заметно. Руки Даньки дрожали, когда он протягивал невесте коробочку с кольцом. И мое материнское сердце колотилось в такт, словно оно было связано невидимой ниточкой с дрожащими пальцами сына.
Мать невесты тоже расчувствовалась. Мужчинам же это было не по чину, поэтому они из последних сил мужались, неловко отводя взгляды. А как только с церемониями было покончено, синхронно облегченно вздохнув, опрокинули по рюмашке. Еще через некоторое время сын пригласил невесту на танец, их поддержали родители Маши, и мы остались с Голубкиным наедине.
— Ты сегодня шикарно выглядишь, — как-то странно на меня поглядывая, выпалил Сашка.
— Спасибо. Ты тоже ничего, — соврала я.
— Таня, я хотел извиниться…
— Пустое. Я не держу на тебя зла.
Я впялилась в стол, и от нечего делать принялась сворачивать в трубочку кружевную салфетку. Все-таки хорошее заведение Данька выбрал для этого вечера…
— Мне, правда, очень жаль. Не знаю, что на меня нашло.
— И когда Степана скрутил, не знал тоже? — я отвлекаюсь от своего занятия и резко вскидываю взгляд. В глазах Голубкина мелькнула растерянность, даже не так… беззащитность. Не могу вспомнить, чтобы он когда-нибудь так на меня смотрел. Мое сердце тревожно сжимается.
— Он влез в семью.
— Ты серьезно вообще?
— У нас и до этого были сложные периоды в отношениях, — не сдается Сашка, — но это не означает, что мы планировали развестись!
— Ты сам ушел, Саша. У тебя там ребенок.
— Еще неизвестно, мой ли, — бормочет тот, отводя взгляд, а меня от его слов буквально подкидывает! Сжимаю руки на приборах, за которые взялась, чтобы отведать принесенные официантом гребешки.
— Знаешь, что… Ты ведь и обо мне так думал! Что ж ты мужик-то такой, что все у тебя кругом виноваты? Как можешь так беспечно сыпать обвинениями? Ты с ней спал? Спал! Вот теперь и расхлебывай! А если в чем-то не уверен, то сначала получи доказательства, а вот так… лишь бы болтать да чернить… не смей! Не смей, слышишь, еще одной дурочке портить жизнь.
Отбрасываю чертову вилку прочь и резко встаю из-за стола. Перед глазами мелькают черные точки, ведь мы со Степой воздерживаемся не только от секса, но и постимся, ограничивая себя в еде. Господи, мы прикладываем столько усилий, чтобы укрепить свой дух, а Голубкин одним своим словом сводит на нет все наши старания! Что ж он за человек такой? И за счет чего я так долго его терпела?
Включаю холодный кран в туалете, подставляю под мощную струю запястья, в которых бешено бьется пульс, и долго-долго гляжу на воду. Вода смывает все…
Домой возвращаюсь разбитой. Данил как будто видит, что со мной что-то не так, но при девушке, щебечущей о прошедшем вечере, никак не комментирует ситуацию. Лишь у подъезда выходит следом за мной из машины и тихонечко спрашивает:
— Мам, у тебя все в порядке? Он тебя чем-то обидел?
— Нет… нет, Данька, ты что? Я просто расчувствовалась очень. И переволновалась за тебя.
— Правда, все хорошо?
— Все отлично, сын. А ты — большой молодец. Я тобою горжусь.
Кадык на шее Данила дергается, выдавая волнение. Галстук он давно уже снял, да и дорогущий пиджак от Том Форд валялся где-то в машине. Сейчас он выглядел молодым и растерянным.
— Беги, не задерживай Машку.
— Ничего… Подождет! — отмахивается мой сын.
— Лучше не надо испытывать ее терпение, — качаю я головой, — беги!
— Я тебе позвоню завтра, — обещает Данил.
Приобнимаю его напоследок. Может быть, позвонит, а может — забудет. Это нормально, я понимаю. Дети растут, обрастают своими заботами, и родители отходят куда-то на второй план… Возможно, это даже хорошо, что Степан настаивает на ребенке. Удивительно, что можно начать все заново, когда казалось, что все позади…
Демид поджидает меня дома, гоняя в Плейстейшн. Он все еще настороженно относится к нашим отношениям со Степаном и не идет на контакт — я выжидаю. В этом вопросе, как и во многих других, расставить точки поможет лишь время.
— Ты не хочешь есть?
— Я сам себе ужин готовил, — бурчит сынок.
— Вот и отлично! Девочки любят, когда мужчины готовят, — я улыбаюсь, лохмачу младшему сыну волосы, а он с громкими протестами увиливает от меня.
— Лучше расскажи, как все прошло? Данила захомутали?
— Не-а, ты так говоришь, словно он бычок на веревочке. Куда потащили — туда и пошел.
— А разве это не так?
— Надеюсь, что нет. Мне хочется верить, что у моих сыновей гораздо больше мозгов.
— У меня так точно, — смеется Дёма.
— За любые события, происходящие в жизни взрослого человека, ответственность несет только он сам. Запомни это, Демид. Он сам, что бы ни происходило.
— Чего это тебя на философию потянуло? — подозрительно щурится Дёма.
— Да, так. Любят мужики поныть, что все у них виноваты. Не уподобляйся. Это довольно жалкое зрелище.