Шрифт:
— Испугалась?
— Немножко. С тобой хорошо обращались?
— Конечно… Не стоило тебе сюда приходить.
— Вот еще… Иначе я не могла, и ты бы не смог.
Молчит. Мы вообще не произнесли ни звука. Слова рождаются где-то там, где, кроме нас, никого нет. Ветер подхватывает концы тонкого шелкового шарфа, которым я прикрывала следы его страсти, и они, как змеи, взмывают в воздух. А уже через секунду сильные руки Степана, подхватывают меня. Смотрю из-за его плеча на приближающегося мужчину.
— Спасибо, — шепчу ему, едва слышно.
— Не стоит благодарности.
Степа касается губами моего виска:
— Это Сан Саныч, мой командир. Он мне… он мне помог немного.
— Я знаю…
— Хорошо, — улыбается во весь рот.
А я качаю головой из стороны в сторону, раздираемая тысячей противоречивых эмоций. Мне хочется прокричать: ну, что здесь смешного, дурья твоя башка?! Но еще больше хочется сжать в объятьях и остаться в них навсегда.
Степан радуется, что я стала сильнее и сумела почувствовать… нас. Я же радуюсь, что, несмотря ни на что, он в порядке.
— Ну, что, тогда по машинам? — прерывает наше молчанье Сан Саныч. Я отвожу взгляд от Степана, протягивая руку с брелоком от машины Стелле:
— Сможешь повести?
К спорткомплексу нас подкидывает молчаливая подруга Степы. Изредка она бросает в нашу сторону взгляды, но все больше — внимательно следит за дорогой. Домой к Степану идем пешком. Этот путь известен ему до последней кочки, и поэтому он не нуждается в моих подсказках.
— Не говори ему ничего. Не связывайся, — вдруг предостерегает меня Степан.
— То есть, как это — не говорить? Тебе подбросили наркотики, Степан! Разве ты не понимаешь, что это сделано по указке Голубкина?
— Понимаю. Он меня и пытал.
— Что делал? — внутри меня с противным звуком обрывается тонкая, натянутая до звона нить.
— Допрашивал. Меня допрашивал он!
— Ты же сказал: пытал? Он бил тебя? Издевался? — я сыплю вопросы один за другим, а Степан снова во весь рот улыбается.
— Он? Меня? — насмешливо уточняет он.
— Степа! Это ни черта не смешно!
— Не ругайся…
— Не ругаться? Тебе всё шутки?!
— Нет. Не шутки. Но он бы, правда, не смог бы меня одолеть.
— В честном поединке! А в наручниках и противогазе?!
— Ты насмотрелась детективных сериалов, — снова смеется он, ласково обнимая меня за плечи.
— Он тебя точно не бил? — недоверчиво щурюсь я.
— Точно-точно.
— А наркотики? А предъявленные обвинения?
— Да нет никаких обвинений. Сан Саныч все порешал.
— А если бы не Сан Саныч?! Ты понимаешь, чем все могло обернуться? И ты говоришь мне не вмешиваться?! Да я с него шкуру спущу, пусть только попадется мне на глаза!
— Ты… к нему… не подойдешь, — делая внушительные паузы между слов, чеканит Стёпа. — На нем и так слишком много всего. В том числе незаконное задержание с явным превышением полномочий. Да и без этого всего… хватает.
— Откуда ты это знаешь? — закусываю губу.
— Ну, какая разница, Тань? Главное, что ты под защитой. Да и до меня ему, как видишь, не добраться. Руки коротки. И вообще… Это все не имеет значения!
— А что имеет?
Степан тормозит на самом краю дороги, оборачивается ко мне. Пробегает по моей подбитой щеке своими чуткими пальцами.
— Мы.
Поднимаюсь на носочки. Касаюсь его губ своими. И все равно, что вокруг катится жизнь, сигналят машины, и чужие люди качают с осуждением головами, глядя на нашу внезапную нежность. Ничего нет. Никого нет. Есть только мы.
Глава 22
— Ты знал, что Голубкин пойдет по беспределу? — спрашивает Таня, когда сытые и довольные, мы, наконец, вытягиваем ноги перед телевизором, на котором включен какой-то музыкальный канал. Обнимаю ее за плечи, устраиваю поудобнее.
— Скажем так: я предполагал, что это может случиться.
— И ничего мне не сказал! — в тихий любимый голос закрадывается упрек. — Зато сам подготовился! Даже Сан Саныча подключил. Кстати, кто этот человек? — она чуть отклоняет голову, словно в попытке заглянуть мне в глаза. На секунду я зависаю, пытаюсь подобрать слова. Слова, которые бы все объяснили.
— Понимаешь, когда тебя кусают бешеные собаки, действовать приходится незамедлительно. Укол против бешенства имеет эффект в первые минуты после укуса, а не недели спустя. Именно поэтому моя вакцина была заготовлена заранее. Жаль только, тебя не уберег, — мои пальцы соскальзывают на щеку любимой и осторожно очерчивают контур.