Из груди, где жар опять,Сердце вырваться стремится,Чтоб ожога избежатьИль совсем остановиться.Вот и прожил не по лжи –Не пророк и не вития,Чтил законы, платежиВ срок выплачивал любые.Вверяясь помыслам благим,Тридцать лет я отработалПо юдолям ледянымВ богом проклятых широтах.Не боясь, клеймил воров,Не прислуживал мздоимцамИз чиновничьих верховИ чиновничьим любимцам.И не гнал в толчки бродяг –Бесприютных, перехожих,Вплоть до брошенных собакИли выброшенных кошек.В зимы снежные, как мог,Птиц подкармливал кричащих –Пухляков, синиц, сорок,В сад слетавшихся из чащи.А сейчас едва дошёлДо назначенной палаты,Через силу влез на столИ лежу себе распятым.Ни богатства, ни наград,Только боль и вспышки света,Да на фоне вспышек рядЛиц с на лбу кровавой метой.Бельма, язвы, дерматит,Запах серы в волнах смрада,И никто не объяснит,Жил ли я, как было надо.
«Ингварь приблудный: купец, гость и воин…»
Ингварь приблудный: купец, гость и воин,Впрочем, в том разницы нет,В поле славянском навек успокоен,Словно склавин иль венед.Широкоплечий, русоволосый –Скальд, балагур, музыкант –В поле славянском раздетым и босымБрошен, как скиф или ант.Не всё равно ль: от меча, от отравыС жизнью оборвана связь,В поле славянском на шёлковых травах,Обрам уподобясь.Вороны выклюют гордые очи,Кожи истлеет загар,В поле славянском меж многих и прочих:Угров, сарматов, хазар.Дождь – не вдова по пришельцу заплачет,Ветер зароет – не брат,В поле славянском, где половцы скачут,Где печенеги лежат.И далеко эта весть разнесётся,Дрогнет и Меря, и Весь –В поле славянском в костях инородцевДивного мака не счесть.Солнце привстанет – лениво и властно,Дескать, не удивлюсь!В поле славянском кровавом и ясномБлизится, близится Русь.
«Искрит метель, дорог шлифуя лёд…»
Искрит метель, дорог шлифуя лёд.И жизнь моя настроилась на убыль,
