Шрифт:
Я уже был зарегистрирован в в том месте, на которое она указала свои данные. Я зашёл и нашёл Её. Хотелось сначала узнать, есть ли что у Неё на стене по поводу «бегства» из старой социалки. Вот, что-то есть, написано будто от свободного дыхания, долго сдавливающее Её, свобода и всё такое там. Прочитав и налюбовавшись Её образом по фотографиям, которые ещё не видел, я вновь обратился к судьбе. По меркам жизни недолго мы были, ну, точнее, я на том сайте, и вот что необычного, а что если бы я зашёл на пару месяцев позже. Кем бы я был, не повстречав Её. Нет, другого варианта не могло быть. Я много видел кого и много с кем был знаком, но именно Она поселилась у меня. Неужели ведут нас? Она, кстати, тоже писала, что если всё должно быть, то оно будет, неужели с надеждой обо мне Она так выразилась, сама не понимая источника своих слов. Склонится к судьбе, зная, что мы далеко друг от друга. Зная, что всё будет очень сложно и, не веря в земные проблемы, поверили своему сердцу. Легко ведь можно найти своё счастье из своего города, но тогда бы я не увидел слов, исходящих из Души, иначе не было бы слепого доказательства, что он видел, но пустые глаза не внушают доверия. Яркие фрагментами из жизни, что превратились в страдания от неверных действий.
Я долго думал, что написать, сложнее было перевести на английский, чтобы точно передать свои чувства. По мне, так глупо было бы сказать «привет, а вот и я». От скатившегося молчания мысли то и дело кричали, жалуясь на свою боль. Блин, как же это сложно не видеть человека, но быть ближе к нему, чем тем, кто каждый день с тобою рядом.
Успокоившись, что уже всё позади, что я нашёл Её, что есть возможность написать, я дал себе обещание, что обязательно Ей признаюсь, но позже. Мне нужно переварить не разжёванные куски иллюзий, жадно вкушаемые мной. Ещё я ждал. Это была причина не писать сразу, что Она остынет, а может, и нагреется от моего отсутствия. Хочу поглядеть на Её реакцию от недолгой разлуки. Я созревал, готовил план «нападения», не подозревая, что она уже успела организовать оборону. Несколько дней изматывали себя. Гадали о времени нападения, точно зная, что будет, но оба не знали – когда. И вот, когда потеряли от сонливости бдительность, что она, что я, я решил, что силы выдержки уже на исходе, и Она тоже ослабела…
Забавляет тот факт, когда слова как огнём пулемёта вылетает от одной только мысли, причём несут тот же поражающий фактор. Это ведь не учения, где думаешь сперва, а бой, натуральный бой, где проворность и скорость играют роль: увидел врага. Нажал, и вот ты уже не думаешь. В общем, когда реально видим мы перед собой затронувшее нас дело, мы не вспоминаем, о чём знаем, мы бросаем всё, что у нас есть от природы. Не обман, чтоб не наломать дров, а звериную волю. Будь то оскорбление или любовь – это нас затронуло за живое, и мы говорим то, что есть на самом деле, что первое лежало в голове, что не уступило очередь обманщику людской свободы.
Готовые слова уже напечатаны и уже отправлены. Остаётся ждать их осмысление, присланное мне в ответ. Ощущение, что выдернул чеку гранаты и бросил под ноги, что уже необратимо всё, и только два варианта, и для меня стал второй… жив пока, не разорвалась – случай один на миллион (я же русский, и я не отказал, но граната не из России).
Немного юмора во мне, который ясен только мне, а что, зачем одними слезами умываться. Пусть будут и те, что от смеха, ими тоже можно смыть грязь.
Я срубил под корень, высказал, что тяготило меня тот час. Что сложно мне, по-людски сложно, забыть человека, которого так долго знал, что близок он мне стал, и я не забуду прожитое время.
Что я не могу отпустить, не сказав «прощай», и потому говорю «прощай».
Я вспомнил эту фразу на японском «sayonara».
Когда её выучил, казалась она мне аналогично русскому «до свидания», но в одном из диалогов Она мне рассказала, что говорят так, когда уходят навсегда. Я знал, что Она поймёт, потому и написал. Я вспомнил, что Она встревожилась, впервые прочитав фразу от меня, не привычно «see you later», a «Sayonara». Видел, как Она перепугалась перед лицом, которое она могла видеть в последний раз, но тогда я уже понял, что придётся, теперь уже зная значение, ещё раз написать. Возможно, это и был главный смысл, главные слова из всех моих написанных, что передало моё состояние Души, что заставляло понять меня. Я гордый был после и не отвечал, наверно, целый день на Её сообщения, но когда их стало очень много, я взял свои слова обратно, что не напишу ей больше ничего.
Я видел только Её здравый смысл, как врача перед больным, когда веришь ему на слово. Она не понимала, а в глубину Её раздражало, что играют на Её эмоциях. Да что Она за человек такой, что из всего выкручивается.
В ответе с Её слов мне стало ясно и обидно, что я что, что нет – одно и то же. Меня в любой момент забыть готова как смута, принёсшая праздник, на один день среди многих горестных каторжных. Я не из их жизни, я появляюсь, когда всем грустно. Дарю свой смех из прожитых с улыбкой дней, а после ухожу, ведь недостоин их, сидеть с ними за одним столом.
Я пошёл на компромисс. Да, пусть я шут, но мне нравится одна девица во дворце. Готов всё жизнь дурачиться, лишь бы приглашали, лишь бы видеть Её, зная, что ничего не изменить. Я попросил прошения, мне просто нужно время, попросил вновь стать друзьями. (Какой цинизм с Её стороны, глядеть, как пали на колени перед Ней.) В ответ радость. Ну, спасибо. Я знаю, хоть и сам лицедей, что это лицедейство, но много мне не надо, достаточно улыбки в ответ на мою шутку.
Это были те секунды, которые отчитывали мою жизнь. Пока горит замедлитель у гранаты, когда, закрыв глаза, я пережил жизнь так, как хотел бы жить, но, увы, не суждено. Но вот, когда всё прожил, и глаза открылись, мне стало ясно, что есть ещё зачем мне жить, и что можно превратить жизнь в сказку, тем более сейчас, когда сама смерть отказалась от меня.
Возможно ли будет изменить всё? Не делать тех ошибок? Вот первый вопрос, актуальный для меня. НА СТАРЫЙ Я ДАЛ СЕБЕ УЖЕ ОТВЕТ, КОГДА НАКОНЕЦ-ТО СМОГ РАЗГЛЯДЕТЬ, что я никакой не званый гость, а просто вошедший в открытую дверь, и которому пришлось выйти с закрытием. Опять же, может, Ей обидно стало, что я единственный, кто приходил после, кто ждёт, когда ему откроют, и просто не увидела во мне того, кого желала встретить у себя в гостях. Выбор невелик, и оттого подвох, что если не будет во мне чего, то придётся привыкать, ругать, что не способен, что лжецом оказался.