Со всех ног. Словно Кирилл мог её там ждать. Её настоящий, прежний, навсегда оставшийся в её сердце Кирилл.

— Девушка, скажите, во сколько вылетает ближайший рейс из Москвы? — Лера даже не дала себе отдышаться, прежде чем задать вопрос в окошко справочной.

— Ближайший вылет в двадцать пятнадцать Москвы, — равнодушно ответила сотрудница справочной.

— Через час? — уже посчитала Лера.

— Да. Но, к сожалению, аэропорт закрыт по метеоусловиям. Так что в любом случае вылет отложен. Пока на два часа.

— Но что изменится за эти два часа? — возмутилась Лера, прекрасно осознавая, как глупо звучат её претензии, но нелепая досада из-за задержки требовала выхода.

— Возможно, метеоусловия, — мягко улыбнулась девушка. — Полосу почистят от снега. Пока ни один рейс не принимают. Но вашему ещё семь часов лететь. Да на два отложили. Может, к тому времени погода и изменится.

Наверное, у Леры все было написано на лице, так сочувствующе посмотрела на неё девушка в униформе. Отчаянная глупость. И глупое отчаяние. Зачем она ехала? Что ей взбрело в голову?

Она вернулась в машину.

Шоркали по стеклу дворники. Невыносимо медленно, торжественно и грустно падал снег. Приветливо светилось огнями здание аэровокзала. Но на самом деле Лере больше некого встречать. К ней никто не прилетит. И слёзы текли по щекам именно от этой безжалостной окончательности.

Как же хотелось забыть это холодное слово «обман», отмахнуться от гнусной лжи, в которую она так легко, так искренне поверила. Как отчаянно хотелось увидеть Кирилла, прижаться к его груди последний раз. Обнять крепко-крепко, а потом отпустить… навсегда.

Телефон зазвонил глухо. Где-то в недрах кармана, словно откликаясь на её желание.

— Алло! — выдохнула Лера в трубку.

— Аэропорт закрыт, — его голос прозвучал так, словно аэропорт разрушен. Словно их уже разлучили. Навсегда. И тихое шорканье дворников его машины по лобовому стеклу Лера не услышала. Она его ощутила.

— Я знаю, — прошептала она, вытирая слёзы. — Знаю.

— Но я вылечу первым же рейсом. Самым первым, каким только смогу.

— Зачем? — заплакала Лера, уже не сдерживаясь.

— Потому что я не могу без тебя. Не могу больше. И не хочу.

— Не прилетай, Кирилл. Это ни к чему. Я всё знаю. Про ту девушку. Про Варвару.

— Про какую Варвару? — не понял он.

— Которую ты тоже любил. К которой тоже летал.

Телефон предательски пиликнул, предупреждая, что заряда батареи осталось на пару минут. На несколько слов.

— Лер, я понял, о ком ты говоришь, — упавшим голосом сказал Кирилл. — Но при чём здесь она?

— Разве её ты не звал в Москву? Разве не ради тебя она бросила всё и приехала?

— Ради меня, но это было совсем другое, — Кирилл словно был растерян. Или напуган?

Лера больше не понимала, что он чувствует. Но она услышала главное: он подтвердил. Не стал отнекиваться, изворачиваться. И спасибо ему за это.

— Другое что? — горько усмехнулась она. — Другая любовь? Другое безумие? Другая история?

— Другое всё. Лер, я не знаю, что там тебе наговорили. Я просто не успел тебе об этом рассказать.

— И слава богу, что не успел. Рассказать о чём? Что ты никогда и не собирался разводиться с женой?

— О, боги! Лера! Не ты ли убеждала меня, что тебе это не важно?

— А красиво ты сейчас съехал, — усмехнулась она, рассматривая мокрую салфетку в руке. — Все понятно, Кирилл. Мне всё понятно. Я больше тебя не побеспокою. И ты, пожалуйста, тоже не лезь в мою жизнь. Ты обещал мне.

— Я помню, — прозвучало словно из могилы, но Лера не дрогнула.

— Прощай! Береги себя.

Телефон пиликнул ещё раз. Лера посмотрела на экран.

— Лера! — ещё успела она услышать.

«Как символично, — она посмотрела на потухший экран. — Он умер с моим именем в динамике».

Шины захрустели по снегу.

— Проезжайте, — строгая женщина из будки пропускного пункта посмотрела время на протянутом Лерой талоне и открыла шлагбаум, — Бесплатная парковка до пятнадцати минут.

Как мало мы ценим время.

Как редко замечаем, что наша жизнь порой решается в считанные секунды.

Для того, чтобы закончить то, чему, казалось, не будет конца, — понадобилось меньше пятнадцати минут. Расстаться. Разбить своё сердце. Расколоть свою душу надвое. Разделить жизнь на «до» и «после».