Шрифт:
— Вы где-то у меня за спиной переговариваетесь, что ли? — удивилась Лера, ставя на огонь сковородку. Она готовила ужин к приходу брата. Они решили вечерком посидеть, посмотреть футбол, попить пивка. — Витька сказал то же самое. «Говори, что мы пара. Говори, что жить будем вместе», — передразнила она брата.
— Подозреваю, не хочет он тебя отпускать, — всё ещё улыбался Кирилл.
— Если бы, Кир. Мне кажется, я так ему мешаю. Смущаю, создаю неудобства, — она высыпала в зашипевшее масло уже замаринованные в соусе креветки. — Наверно, следующую квартиру поеду смотреть без него.
— Ты никогда не снимала квартиру?
— Нет, Кир. Жила как-то во время учёбы в общаге. Но это был такой кошмар, что я вернулась домой, наплевав на свой протест и принципы.
— Самостоятельности захотелось?
— Немного.
— А потом?
— А потом у меня появился Артём, — вздохнула она, помешивая блюдо.
Повисла пауза. Лера не знала, может ли этим поделиться с Кириллом, но больше ей обсудить это было и не с кем. Разве что с Витей. Но хотелось ли ему знать такие подробности о своей девушке? Что бы он ни говорил, а ведь тоже собственник.
— Он каждый день оставляет на лобовом стекле по розе. Всю неделю. Прижимает цветок дворником, а потом звонит Дашке и везёт её в кафе или в кино. В наше кафе. И в наш кинотеатр, хотя их в городе с десяток. А она на следующий день рассказывает, какая невкусная была пицца из дровяной печи. Какой ужасный был фильм и неудобные лежачие сиденья. А ещё какие очереди были на роллердроме.
Лера убавила огонь и взяла луковицу, прижав телефон к уху плечом.
— Ты катаешься на роликах? — спросил Кирилл. И, может быть, Лере показалось, но подавил вздох.
— Нет, но Артём меня туда водил. Было здорово. Я, правда, ездила как косолапая курица, — усмехнулась Лера, — но это весело. Прости. Я, наверно, не должна тебе это рассказывать. Я тебя расстроила? Ты такой молчаливый в последнее время.
— Я просто в последнее время больше слушаю, чем говорю, — он улыбнулся, но в этот раз вздохнул. Тяжело. — Какой он у тебя романтик.
— Так и знала, что зря тебе рассказываю, — тоже вздохнула Лера. Открыла воду, чтобы сполоснуть нож, лук, руки. — На самом деле — нет. Он не романтик. И меня совсем не радует этими цветами. На улице холодно. Они мёрзнут, и это жестоко. И он знает, что я расстраиваюсь. Он хочет сказать, как ему одиноко и плохо. А ещё хочет, чтобы я ревновала.
— Мне тоже плохо и одиноко. И я тоже ревную. Я ревную тебя даже к брату, — что-то заскрипело. Кажется, его рабочий стул, когда он откинулся на спинку.
Лера резала лук, стуча по доске ножом. Недоумевая.
— К брату-то за что? — попыталась улыбнуться она, но вышло плохо — такая в голосе Кирилла была тоска, что и Лера улыбку из себя не выдавила.
— Потому что он вообще-то тебе не родной, а какой-то далёкий, троюродный. А это, знаешь ли… просто умный и опасный мужик, с которым ты сейчас неожиданно живёшь, уйдя от мужа.
— Кирилл! — перебила его Лера строго. — Он мне брат.
— Я знаю, знаю. Но ревность — иррациональное чувство, — он явно раскачивался на стуле. Наверно, схватился за волосы, как делал, когда нервничал. — Просто… я не знаю, как тебе объяснить. Или это даже не ревность? Зависть. Потому что я хочу быть для тебя всем. Понимаешь, всем. Воздухом, солнцем, ковриком у твоих ног. Я хочу укрывать тебя одеялом на ночь и будить с утра поцелуем. Хочу отвозить на работу. И встречать с розой в руке. Хочу выбирать с тобой квартиру, в которой мы будем жить. И я, — стул снова заскрипел, что-то полетело на пол, — я тоже хочу развестись к чёртовой матери!
Лера слышала, как тяжело он дышит в трубку. Она закрыла рукой глаза, уже зная, что он скажет дальше.
«Но не могу… — она словно сама вызывала эти слова, как заклинание, из небытия, — моя жена беременна».
— Но не могу, — выдохнул он. — Моя жена беременна.
Нет, небо не упало на землю. От лука защипало глаза. Лера высыпала его в сковородку, помешала. Закрыла глаза, чтобы не заплакать. От лука. А ещё ей так нужны были эти секунды, чтобы выдохнуть. Чтобы осознать отчаяние Кирилла. Именно его. Не своё. Для себя Лера уже всё решила.
— Это же отличная новость, — добавила она газ и улыбнулась, вытирая слёзы.
Искренне улыбнулась. Она не знала, как относиться к его жене. Но в силу того, что всегда старалась видеть в людях хорошее, Насте сопереживала. Ведь это Лера увела у неё мужа, а не наоборот. Она так перед ней виновата. И то, что её мечта о ребёнке теперь имеет реальные шансы осуществиться, как-то сглаживало горечь этой вины. Совсем чуть-чуть. И Лера порадовалась за девушку, только поздравить будущего отца не смогла. Открыла рот, но поняла, что сфальшивит.