С петельками он справился довольно ловко и быстро. Но когда тяжелая ладонь по-хозяйски легла на грудь я не выдержала и ударила наглеца. Первым, что попалось под руку. Подушкой.

Кажется, это немного озадачило шатена, так что я решила повторить. Правда, из такого положения мне удалось только прижать подушку к лицу Михаила. Он раздраженно вырвал ее из моих рук, откинул подальше, и заметил:

— Душить легче в другом положении. Находясь сверху.

— Спасибо за подсказку. Если ты готов помочь…

— Да сколько можно! Я твой жених!

— Недоказуемо, — ответила, прикрывая грудь одной рукой, а другой безуспешно пытаясь повернуть голову Михаила в сторону.

— Теперь ты собираешься свернуть мне шею?!

— Не хочу, чтобы ты на меня пялился. Слушай, мы же в борделе. Найди себе кого-нибудь посговорчивее, — посоветовала я. Страх куда-то ушёл, но вместо него появилась злость, прорвавшаяся в крике: — Вот что ты ко мне пристал?! Меня уже тошнит от тебя!

Михаил тут же отстранился.

— Только не снова, — скривился он.

Значит, вот что ему не нравится? Ха! Я сунула два пальца себе в рот, но мужчина тут же перехватил мою руку, и затащив на кровать, спеленал в одеяло. Я продолжила дрыгаться, яростно испепеляя Михаила взглядом.

— Да ты же бешенная, — почти восхищенно заметил он. — И как я раньше этого не заметил?

— Только попробуй ко мне сунуться, и я тебя укушу! — прошипела я. Жалко, не умею пускать пену изо рта, да и фальшивым судорогам он вряд ли поверит.

— Ты? Укусишь меня?! — Михаил расхохотался, а затем, прежде чем я успела привести свою угрозу в действие, чмокнул в кончик носа. — Кусай, только ты ведь крови боишься. На какой части моего тела мы будем это проверять, Клэр?

Я почти зарычала от обиды и бессилия. Рывком перевернулась и уткнулась лицом в очередную подушку. Боже ты мой, да что за подушечный маньяк оформлял эту комнату?!

— Ты решила задушиться сама?

— М-м-м…

— Дышать то можешь?

— Д-ди к чрту.

— А, ты так показываешь свою обиду. Очаровательно! И открывает интересные перспективы, радующие глаз. Прости, просто не могу удержаться.

Михаил погладил меня чуть пониже спины, а когда я подобно гусенице (очень злобной и изрыгающей проклятья гусенице) попыталась уползти, перекатил меня на бок, а сам улегся рядом — так, что мы были лицом к лицу. Он улыбался и был, кажется, в прекрасном настроении. Плюнуть в него, что ли?

— У меня полыхают чресла, — интимным шепотом сообщил Михаил. Я зажмурилась, жалея, что не могу зажать уши. — И в голове не осталось ни одной приличной мысли. Сердце пронзила стрела Амура, а всё в тебе вызывает лишь умиление.

Наверное, стоит все же плюнуть, так, чтобы он просто расплакался от умиления. Раз настоящей стрелы под рукой у меня нет.

— И что это все значит? — сквозь зубы спросила я.

— То, что мне все же придется искать с тобой общий язык. А тебе меня терпеть. По крайней мере, пока не сможешь полюбить, — Михаил перестал улыбаться, и печально добавил: — Надеюсь, это не займет вечность. Всего лишь пару-тройку сотен лет.

— Ого, я думал, что ты все расколотишь, а ты даже прибралась, — восхищенно заметил Луи, заходя в комнату. В этот раз он был одет в темно-красное, почти черное платье с оголенными плечами и кокетливым бантом на талии. В руках его была довольно объемная сумка. — Признавайся, что ты сделала?

— Убрала все подушки и тряпки в гардероб, — хмуро ответила я. — Раздражали.

— Меня тоже. Как спалось?

Как спалось? Просто ужасно. Воспоминания теснились и толкались в моей несчастной голове, но так и не желали вставать по порядку. Да и еще к тому же мешались со странными фантазиями и комарами. Под утро голова была почти столь же пустой, как и до этого.

Вместо ответа я пожала плечами, а затем неудержимо зевнула.

— Скучаешь? А я кое-что для тебя принес. В основном книги.

— Вы собираетесь держать меня здесь годами, месье?

— Не-е-ет, просто считаю, что тебе неплохо было бы отвлечься. Это место для веселья, и… — Луи достал из сумки книгу и посмотрел на обложку. — Ну, надеюсь, Геродот тебя сможет заинтересовать. Прости, но я не держу развлекательную литературу, а брать что-либо для тебя у девочек мне запретил Мишель. Так, что тут у нас еще… О! Всяческие художественные принадлежности. Здорово, правда?