— У братства все ещё будет Истван, — напомнил Мартелл. — Так что в наших интересах вернуть вам дочь в целости и сохранности. Три дня. Я верну Еву через три дня, и мы обменяем её на высшую. Все будут довольны.

— Так не пойдёт, — жёстко сказал магистр. — Я должен знать, что вы будете делать с Евой.

— Что вам непонятно в слове "таинство"? — терпение Михаила было уже на исходе. — Присутствие смертных недопустимо в храме.

— Михаил, — укоризненно показал головой Герман. — Не будь так нетерпим. Если вы хотите, магистр, можете дать Еве одного провожатого. Но с условием, что тайна храма останется тайной. Мы завяжем глаза вам, или тому, кого вы выберете. Но вы сможете все слышать и знать, что происходит. И конечно, мы гарантируем безопасность и неприкосновенность.

Лилль молчал, разглядывая свои ладони. И Михаилу на мгновение стало жаль смертного. Но ровно до того момента, пока магистр не заговорил, обращаясь уже к Ракоци.

— Я знаю, что мой племянник, сын моей покойной сёстры, встречался с вами, месье. Эта встреча не была одобрена мной, и я узнал о ней лишь позднее. Насколько я понимаю, вы с Рейнардом не поладили.

Михаил поджал губы.

— Эмбер ваш племянник?

— Для человека, так сильно пытающегося влиять на внешнюю политику Франции, вы удивительно мало знаете о моей семье. А ведь я следил за вами с вашего прибытия. И, конечно же, в курсе, что ваши интересы не ограничивались лишь политикой. Но предпочел закрыть глаза на историю с художницей. Все же одна человеческая жизнь не стоит того, чтобы спорить советником русского правящего дома. Мы перехватили несколько писем, которые вы отправили из Будапешта в Петербург. Это правда, что вы считаете, что вскоре наступит война, которая расколет империи и породит войну?

— Империи разрушаются сами, под своим весом. Чтобы породить новые. Это лишь вопрос времени. Но я не собираюсь обсуждать с вами дела, — отрывисто сказал Михаил, пряча раздражение. То, то магистр упомянул Клэр, едва ли было случайностью. Лилль будто искал тот крючок, которым он мог еще сильнее подцепить его. — Что насчет Эмбера?

— Ах, да. Он сын моей сестры, и подает большие надежды как член братства. А еще он успел неплохо изучить ваш род. Так что я думаю, Рейнард сможет стать тем провожатым, о котором говорил месье Мартелл.

— Это неуместно. Рейнард Эмбер не захочет договора. Он настроен непримиримо против высших, — возразил Михаил.

— Он сдержит свои предубеждения ради блага братства, Франции… и своей сестры.

— Ваш племянник знает, что вы хотите сделать с Евой? — осторожно поинтересовался Герман. Лилль лишь на мгновение опустил взгляд, но этого хватило. — Конечно же нет. И возможно будет против. Если вы сможете уговорить своего племянника стать нашим провожатым, я не возражаю. Но учтите, что мы не позволим ему вмешиваться в наши таинства.

Я то проваливалась в сон, то возвращалась в реальность. И всякий раз рядом был Луи. Он ласково касался моего лба, успокаивающе шепча всякую чушь, то давал мне выпить горчащей, вяжущей жидкости, которая утоляла иссушающую моё горло жажду. Кости продолжала ломить, а глаза резало до слез даже от тусклого света свечей.

И всякий раз, просыпаясь, я спрашивала Луи, осталась ли я ещё человеком, или всё закончено.

— Прошло лишь несколько часов, моя милая. Даже Михаил ещё не вернулся. А без него тебе не стать одной из нас. Ведь именно ему дана такая честь, чтобы стать твоим провожатым, учителем, мужем…

— Разве так… вступают в брак? Через боль и страх? — слова застревали в глотке, но молчать было ещё страшнее. Каждый провал в сон мог стать последним, поэтому я цеплялась за разговор с Луи как могла.

— Нет. Но так происходит рождение. Дети тоже не знают, что их ждёт, и не слишком-то рвутся из теплой утробы.

— Там их ждет свет, и жизнь… Не думаю, что существование во тьме можно назвать жизнью.

От боли, прострелившей виски, перехватило дыхание, и я вынуждена была замолчать. В наступившей тишине услышала шаги вдалеке. Что ж, слух тоже стал лучше, хотя не представляю, как после этого я смогу ходить по оживленным и шумным улицам Парижа.

Вот не истребить во мне оптимизма. Подыхаю в вампирском храме, и все еще планирую совершать вечерние прогулки и обеденные моционы.

От порыва ветра, возникшего из-за распахнутой двери, все свечи, кроме одной, потухли, и глазам стало гораздо легче. Так что Михаила я смогла разглядеть во всей красоте. Выглядел он взволнованным и возбужденным, но заметив мой взгляд, он тут же словно собрался.

— Клэр, — высший порывисто склонился надо мной, разглядывая. — Как ты?

Вот как плюнуть в этого мерзавца из положения лёжа? Неудобно. Так что пришлось выражать свое неодобрение социально приемлемо.

— Засунь свою заботу в за…

Ну что за дурацкая привычка затыкать рот грязными руками? Я возмущенно скосила взгляд на Луи, стоявшего позади, но тот лишь пожал плечами. Дескать, не мое дело, как вы, голубки, развлекаетесь.

— Прости. Знаю, что злишься, но пойти на попятные не могу. Да и не хочу. Но раз ругаешься, то всё в порядке.

Так и не соизволив убрать свою ладонь, Михаил торопливо начал говорить что-то Луи. Язык был мне незнаком — шипящий, будто змеиный, он не был похож ни на один из тех, что я слышала. Но даже по реакции хозяина борделя было понятно, что происходит что-то интересное. Из всего разговора я смогла вычленить лишь два имени. Герман — кажется, тот старый вампир, о котором говорил Луи, и Эмбер. Этот-то тут причём?