Шрифт:
— Да что с тобой творится? — недоумевала Олянка. — Заболела ты, что ли?
Куница отмалчивалась сперва, а потом призналась:
— Только ты... Это... Сильно не ругайся, ладно? Я когда на Кукушкины болота бегала, там со Свилимом встретилась. Ну и мы...
— Та-а-ак, — уперев руки в бока, прищурилась Олянка. Ругаться она не собиралась, скорее, радовалась за подругу, но пожурить её всё-таки следовало — хотя бы за то, что всё скрыла. — И когда же это он успел тебя покорить? Ты ж его за пустое место считала!
— Ну... Неправа была, — смущённо промолвила Куница. — Когда он здесь, с нами был и кровь для лечения людей давал — вот тогда у меня глаза на него и открылись. А там, дома, всё уже как-то по-новому мне увиделось. Другими глазами на него посмотрела. И охотник хороший, и хозяйственный — руки из нужного места, сам всё умеет: и шкуры обрабатывать, и шатёр построить, и одёжу сшить, и с детишками чужими возится, когда не на охоте... И весёлый — не то чтобы болтун, а так, в меру разговорчивый, и не глуп. Да и собою он ничего так... пригожий... — Последнее Куница выговорила, пряча глаза и улыбку, с розовыми пятнышками румянца на скулах.
Это любовное смущение ей очень шло, делая её чуть ли не хорошенькой. Олянка про себя усмехалась: похоже, Свилим основательно подготовился к завоеванию своей ненаглядной Куницы, а во время её краткого посещения Кукушкиных болот пошёл в решительное наступление. И неприступная крепость пала.
— Вон оно что, — проговорила Олянка. — Только не очень вовремя это всё, согласись. Война ведь ещё кругом.
— Да войне уж конец почти! — с уверенностью взмахнула рукой Куница. — Бабушка же говорила, что только осень да зиму надо продержаться, а уж весна настала.
— Вот что: дуй-ка ты домой, к своему Свилиму, — сказала Олянка решительно. — На Кукушкиных болотах и тихо, и безопасно, да и с кормёжкой там получше будет, чем здесь.
— Это ты намекаешь на то, что я всех тут объедаю? — обиженно надулась Куница.
— Не в этом смысле, — мягко поправила её Олянка. — А в том, что тебе сейчас хорошо питаться надобно, а здесь с этим туго. Да и опасно тут, война всё-таки.
— А как же ты... И матушка... И все? — обеспокоилась Куница, вскинув брови домиком. — Как же вы тут одни останетесь?
Олянка думала ответить, что проку от неё сейчас здесь немного, наоборот, её саму теперь беречь надо, но вместо того с нарочитой суровостью проговорила:
— Как? А раньше надо было об этом думать! И головой, а не... кхм!
Куница совсем скуксилась, и Олянка, отбросив напускную строгость, рассмеялась и легонько встряхнула её за плечи.
— Да полно тебе, не дуйся! Рада я за вас со Свилимом. Видно, настала тебе пора своё гнёздышко вить... А мы тут не пропадём, не тужи и за нас не бойся.
Дома новость о возможном возвращении Куницы на Кукушкины болота восприняли двояко: с одной стороны, расставание всех огорчало, ведь семейство успело привязаться к неунывающей, бойкой и верной подруге Олянки, особенно матушка, а с другой — весть о её новом семейном положении не могла не радовать. Узнав о будущем дитятке, матушка первая согласилась, что Кунице необходимо вернуться в родные места, где ей будет лучше.
— Матушка, да как же я с тобой расстанусь? — захлюпала носом Куница.
Раньше такой чувствительности за ней не наблюдалось. Но ведь твёрдый зад не исключает мягкого сердца, с улыбкой думала Олянка. А матушка, обняв новообретённую дочку, гладила её по голове и чесала острые волчьи уши:
— Ох, дитятко ты моё!
Одну Куницу решено было не отпускать в дорогу, и Олянке предстояло на несколько дней покинуть родных. Сердце её рвалось пополам.
— Не тревожься за нас, доченька, — успокаивала её матушка. — Войне уж конец, никто тут нас не обидит.
В путь они выступили в вечерних сумерках, после заката. Сладко струился влажный весенний воздух в грудь — даже пить его хотелось, как чистую, вкусную ключевую водицу. Свежестью и обновлением дышала земля. Самое время встречать любовь... Вот только где же заблудилась сероглазая лада Олянки? Или, быть может, не родилась она ещё на свет?
В пути приходилось делать передышки, чтобы Куница могла вздремнуть и набраться сил. Из подземных ходов навиев выкурили, и можно было беспрепятственно передвигаться по ним в светлое время суток. Куница сама не радовалась своей прожорливости: несколько раз в дороге их задерживала охота. Она уж пыталась даже терпеть голод, чтоб лишний раз не останавливаться, но тогда её с ног валила слабость.
Со всеми остановками и передышками дорога на Кукушкины болота заняла шесть дней — вдвое дольше, чем обычно, но и самочувствие Куницы в этот раз отличалось от обыкновенного. Они старались держаться подальше от людского жилья и дорог, предпочитая пробираться сквозь лесную глухомань, а дневные отрезки пути пролегали по подземным ходам. Наверное, кошки уже добивали захватчика...