— Вы не знали, что она заключила сделку с Ангрой, — хватаю я его за плечи. — Вы не могли ожидать…

Генерал снова переводит взгляд на меня и сжимает мои руки. Он никогда еще не касался меня так отчаянно, словно с мольбой. Его глаза ярко горят, он в исступлении продолжает говорить, взбудораженный появлением Ханны, лабиринтом — всем, что ему пришлось пережить за последние двадцать лет. И, глядя на него, я испытываю ужас.

Я боюсь за него. Боюсь за Генерала.

— Я поклялся себе, что никогда больше не совершу такой ошибки, — его пальцы впиваются в мою кожу. — Поклялся, что буду видеть в тебе только королеву — каждую секунду твоей жизни. И нарушил свою же клятву.

Слезы. На щеках Генерала слезы.

— Уильям, — надломленно прошу я. — Уильям, перестаньте…

— Ангра захватил мое королевство, — продолжает он. — Я вынужден был растить своего сына как чужого. Я делал все, что мог, но этого было недостаточно. И я нашел тому единственную причину… Тебя.

— Меня?

Если бы Генерал не держал меня за руки, я бы рухнула у его ног.

— Это было так глупо. — Его пальцы напрягаются. — Теперь я понял это, Мира. Я годами винил тебя. Но ты ведь никогда не принимала на себя эту вину, да? И в какой-то момент я осознал, что винил не того человека. Ты была не виновницей нашего краха, а нашей надеждой на будущее. Я не мог вырастить Мэзера как родного сына, зато я вырастил вас обоих.

Сердце бешено колотится, грозя взорваться от чувств.

— Но ты права, — говорит Генерал, смеясь. — Ты права. Во всем происходящем и произошедшем виновата Ханна. И Ангра. И я позволил им отобрать значительную часть нашей жизни, возложив вину не на того человека. — Он смотрит на Мэзера. — Прости, что не смог быть для тебя хорошим отцом. — Смотрит на меня. — Простите, что не был хорошим отцом для вас обоих.

Его извинения еще звучат в моих ушах, когда он притягивает меня к себе.

Генерал обнимает меня. В Пейзли я примирилась и с его отношением ко мне. Я покорно приняла роль, которую он выбрал для меня, и думала, что я в порядке. Но я не была в порядке. Я понимаю это, оказавшись в его объятиях.

Мне шестнадцать, и я обнимаюсь с ним в насланном на меня видении Ангры.

Мне десять, и я рыдаю у него на груди, оплакивая смерть Кристаллы.

Мне шесть, и он качает меня на руках, успокаивая после приснившегося кошмара. Никогда больше он не обнимал меня с такой нежностью. Это мгновение навсегда запечатлелось в моем сердце и являлось символом всего того, чего я хотела для нас.

Я обнимаю Генерала за пояс, уткнувшись лицом ему в грудь. Его рубашка в пыли после лабиринта, маленькие зачехленные ножи, висящие на пересекающем грудь ремне, впиваются в щеку. У уха бьется его сердце.

Это мгновение лучше всех предыдущих.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, и притягиваю к нам Мэзера.

— Мы все исправим. Вместе. И мир очистится.

Слезы блестят на щеках Генерала, в морщинках у его глаз. Подняв голову, он снова глядит на Ханну. Она еще там? Не важно. Мы прошли это испытание. Все. Мы очистили сердца и можем двигаться вперед. Вместе.

Моя радость омрачается.

Нет, не вместе. Но я умру, зная, что Генерал любит меня. Умру, зная: все, чего я желала для нас, не было неисполнимой мечтой. Мое желание сбылось.

Однако, когда я смотрю в лицо Генерала, мое горьковато-сладкое счастье сменяется печалью. Невыразимой, болезненной тоской.

— Очищение сердца, — шепчет Генерал. — Мы должны простить ее.

— Мы простили, — говорю я, но выражение его лица… — Мы можем идти…

Земля сотрясается, стена слева от меня испаряется, и я краем глаза вижу что-то черное и высокое.

— Дверь! — кричит Мэзер. — Идемте, мы можем…

Но земля продолжает дрожать. А Генерал не двигается. Я тяну его вперед, и Мэзер бросается мне на помощь. Мы оба кричим, пытаясь утащить его с собой. Крошатся колонны, и на нас сыпятся мелкие камни. Генерал хватает меня за плечи. Его взгляд слишком спокоен, слишком красноречив.

— Беги.

— Вы тоже должны бежать! — перекрикиваю я нарастающий рев готового обвалиться зала.

Но Генерал качает головой. Он указывает на свои ноги, сгибает колени…

Он остановился так резко, будто его ноги вросли в пол.

Генерал не простил Ханну. Лабиринт не освободит его, пока он не очистится сердцем.

— Вы должны ее отпустить! — отчаянно кричу я, вцепившись пальцами в его рубашку.

Мэзер не выпускает руки Генерала, его взгляд мечется от нас к двери. Сверху градом летят камни, плитки пола трескаются и…

Снег небесный, пол начинает разрушаться. Только образовывающиеся в нем дыры — не туннели, которые приведут нас к другим испытаниям, а просто… пустоты. Черные пустоты.

— Нет, Мира. — Генерал отцепляет мои пальцы от своей рубашки. Он спокоен. — Я должен отпустить тебя. Но я не могу простить Ханну. Особенно за то, на какую судьбу она обрекла тебя. И всех нас. — Он качает головой. — Не могу. Прости.

— Нет! — возражает Мэзер. — Ты должен идти с нами!

Генерал переводит взгляд на него. Опускает на плечо сына ладонь. И толкает к двери. Потом смотрит мне в глаза.