Шрифт:
Когда символический обмен больше не привязан к реальности в той необходимой степени, которая делает его действенным и продуктивным, остается только выйти за пределы собственно символического обмена. И этим возвратить его из чисто ритуального состояния назад – в реальность, на свой страх и риск, под собственную ответственность, ценой собственной жизни, пусть даже за счет экономически невыгодного и недостаточно регулярного индивидуального художественного производства.
Марк ШатуновскийБатискаф
Памятник
Торф
Алексею Парщикову
I
Оставив жене отражения Южной Европы,и розы, и рыб отстраненного острова Корфу,я словно раздвинул сомкнувший гранитевразийский некрополь —и выпал из офиса в зону горящего торфа.Где самосожженье лесов среди рвов оборонныхпорушило почву до всех потайныхкорневых сочетаний,и в марево дня погружаясь, как кубик бульонный,я слился со смогом, утратив свои очертанья.Меж тем, город масочный тихо отпрянул и сник,как врач, что накинул простынку на твердое тело,и холод был жаром,когда изнутри выгоравший тайникоткрыл мне другое, от августа скрытое лето.В нем всадники дыма летели, не чуя земли,щиты разверстав и настроив сверхточные пики,и падали в небо, как будто услышав команду «Замри!»Но в этом чистилищевдох был подобием пытки.Стояло болото, в котором бродил допетровский карась,и в дно зарывался, презрев государево око,но газ округлялся,и множилась времени тухлая связь,где, точно заточка державы, звенела осока.Зачем мы так оберегаем свою нишу?Зачем уходим в огнеборческие рвы?В потоке зрения я сам себя не вижу —я вижу смерть на острие травы.Вот так вместе с розами недрприближалась расплата,и не было врат, были просто сварные воротав коттеджный поселок, откуда уже не бывает возврата.И здесь я узнал, что нельзя победить торфяное болото! II
А рядом столы расставляет гламурная улица,как белое с красным,здесь тянутся Кафка и Пруст,и плещет над публикой море незримого уксуса,которым омыты дрожащие устрицы уст.Ведь им никогда не дано прокричать на просторе, исмогом застигнута,стеклопакеты задраила прорва,где жир застывает на грязном сервизе истории,а вместо десерта – разносят куски шоколадного торфа.И все-таки, сколько персон уместится в печи,в тылу помутненного микрочастицами зренья?Узнаешь не раньше,чем воздух свое отгорчит,когда за кремацией будет сплошной день рожденья.Пока же – хранит герметичность державный прием,где в вакууме аутентичны слепцы и кретины,где те, что остались снаружи,ныряют в проем —в провал многомерной, состаренной гарью картины.А в центре картины трясина сидит на цепии бредит свободой и холодом чистой Аляски,пока у нее выгорает нутро,и воронка хрипит,и варится воздух, в котором спекаются краски.В конце от Земли не останется даже огарка,и колбой от термосастанет полет пустотелого шара,узнавшего то, что небесного нет олигарха,который купил бы тебе полотно торфяного пожара. III
Тем временем тебя уносят небеса.Ты в Кельне. Или же в окрестностях Лозанны,где, точно сонные ноябрьские леса,все осыпаются в кофейнях круассаны.И ни одной гадильницы одной шестой.Лишь метафизика шести шестых и остального.И не суглинок пляшет под ногой —а несгораемая простирается основа.Разноформатные сосуды пустотыздесь тяжелей снарядов фитнес-клуба.Они овеществляют бытие, и тыСдвигаешь жестом их на центр куба.Под ним лежит краеугольное пространство сна,неподконтрольное ни ветру, ни пожарам,и не описана вселенная. Онаописана поднявшим лапу сенбернаром.Он роз азоровых амбре несет на лапах,перелетая поле битв и катастроф,но вдруг – все тот же характерный запах.Откуда здесь?! Проклятье – это торф!Так, значит, топи не имеют края,и бесполезны все разомкнутые звенья.Как занавеску, широту отодвигая,не убежишь от собственного подземелья.И речь, подобная часам или машине,точно гибридный двигатель, мгновенно стихнет,и будет незачем тереть кадык вершине —ведь смог отечества и здесь тебя настигнет! IV
Я видел ангела. Шахтерский город Лиховон облетел минут за пять и был таков.В толпе зевак среди шажков, подскоков, приговты демонстрировал нам технику прыжков.А в воздухе росли проценты яда,мы им дышали и как будто кайфовали,искомой розе с царским именем «троянда»вживляя ген мерцающей кефали.Чтоб роза выспренная в море не тонула,фильтруя жабрами соленый спич прибоя,как водолазы, горняки брели понуро,всплывая на поверхность их запоя.И – след от ангела – по небу плыл вопрос:когда мартен сравним с вратами ада,чем меж собою схожи торф и кокс?Тем, что тепло не отдают без чада.Над теми, кто ушел, лишь дымка реет —как сцепки мрака или пейсы равви.Донбасс пустот отравит и согреет,а торф, как тора, нас согреет и отравит.Вот так пространство обретает форму грушидля тех, кого ведет Сусанин-водка.А тем, кто трезвый, вынимает душисамокопанье. Торфоразработка. Индустриальная сказка
Супермаркет
Марку Шатуновскому
Если пища мертва, то ее неприступны останки,тронешь сэндвич холодный глазами – и ты уже сыт,в перерезанном горле безжизненной белой буханки,словно твердая кровь, застревает полоска сухой колбасы.Узкогорлая ваза, в которой задушены тихо побеги восторга,пересеянной влагой давно подавила восстанье слюны,чтобы ты холодел у витрин продуктового морга,подбирая покойника с яркою биркой цены.Если эти хлеба рождены не божественным жестоми элитные вина не взмах над пустыней пролил,то тебе не уйти от суфлера сферической жести,от нелетного времени с тяжестью свинченных крыл.Между спущенным облаком и нависающей карой господней,затянувший удавку на горле слепой пустоты,супермаркет петляет, как длинный туннель к преисподней,ты идешь по нему, ты совсем поседел и твой сэндвич остыл,И, пожалуй, один лишь язык не утратил свободу,только вздыбить его, если рот не закрыть на замок —все равно, что с разбегу нырнуть в зеркала, а не в воду,или с места рвануть – и себе наступить на шнурок.Значит, будет пуста усыпальница в льдистом кристалле,где когда-то зрел бунт, а сейчас безмятежно течет бытие…То ли рожь, то ли ржа прикипает к заоблачной стали,что, как черствую булку, разрезала горло твое.