Шрифт:
Теперь пишу как есть.
По поводу моей глубокой благодарности за труды: мог бы не трудиться. Я тебе этой выходки не прощу. Другого бы еще простила за оговоркой "ну я же не знал", а тебя - не прощу. Ты всегда все знаешь и прекрасно понимал, куда меня отправляешь.
Я лишний раз стараюсь не выходить на балкон - мне начинает казаться, будто семь метров - этого вполне достаточно, чтобы решить кое-какие фундаментальные проблемы мироздания. Но вид на море отличный, тут я в прошлом письме не соврала. Я говорила тебе, что ненавижу южное море? Эта паскудная синяя лужа и белые паруса на ней... На тарелочке такое безобразие бы еще смотрелось - а так хочется взять кисть и все перекрасить в серый. Ты знаешь, что на Дэм-Вельде серое море и черный песок?
Да ни беса ты, Рыжик, вообще не знаешь.
По поводу моего беспредельного счастья. Ну, тут светит солнце, дефилируют юноши и барышни в весьма таких завлекательных купальных костюмах, в подвале у нас коллекция неплохого игристого, а Рейнгольд бесконечно благороден и любезен. Я пока не определилась, кого хочу убить сильнее: его или тебя. Думаю, все-таки тебя: ты умнее и, как следствие, ты и виноват. Что еще добавить? Здесь рай. Так что я очень уместно ощущаю себя покойником.
У нас тут море, горы, каштаны, балы, фейерверки и вечный праздник. Если тебе вдруг так и не стало стыдно, прочитай еще раз. Я до сих пор в толк не возьму, как ты мог со мной так поступить!
Скоро вернется Рейнгольд, поэтому мне пора заканчивать.
Будь любезен, переступи через свою бесову гордость и чиркни мне хоть три строчки в ответ. Да, мне наплевать, будут ли там запятые.
P.S. Ты проклятый дурак с комплексом спасителя. Я очень тебя люблю.
P.P.S. Но при личной встрече все равно больно дам по шее.
P.P.P.S. На тот случай, если ты уже сплавил Магрит и не догадался спустить с лестницы Гребера. Матильда - кошка. Кошка - это покрытое шерстью животное на четырех лапах, которому совершенно без разницы, что показал твой тест на интеллект. Кошка не женщина, ее все равно надо кормить. Да, трижды в день достаточно. Нет, печенье она не ест. Да, если в доме есть только печенье, первый месяц она будет грызть печенье, а потом додумается загрызть хозяина. Да, ее уровень интеллекта позволяет ей это сделать.
Люблю тебя,
искренно расположенная тебя убить,
Д."
Наклз перечитал письмо дважды, а потом аккуратно сложил и спрятал в нагрудный карман. Гребер, все время сидевший рядом с вопрошающим видом, опрокинул еще половину рюмки, хмыкнул в усы и поинтересовался:
– Жива наша барышня?
– Жива, - несколько рассеянно кивнул маг. Денщик Дэмонры, к гадалке не ходи, хотел узнать содержание письма. Проблема состояла в том, что Наклз никогда не умел внятно пересказывать бессодержательные тексты.
– У нее все хорошо?
– пришел на помощь Гребер. Мужчина все еще был умеренно трезв, хотя пузатая бутыль рэдского самогона уже показывала дно. Наклз не в первый раз подумал, что и к тридцати семи годам какие-то вещи для него по-прежнему оставались непостижимыми. Греберу полагалось спать, а он сидел и даже вполне связно любопытствовал, что происходит в жизни его "барышни".
– Или все плохо?
– Сложно сказать, - пожал плечами Наклз.
– Она жива, здорова, сыта и крайне недовольна всем миром вообще и некоторыми людьми, его населяющими - в частности.
– Ох уж наша барышня...
– Да. Она также описывает пейзаж и сомневается в моих способностях прокормить Матильду. И передает тебе привет, - несколько приврал Наклз. Гребер, в конце концов, служил сперва Рагнгерд, а потом ее дочке почти всю жизнь и потому заслуживал хотя бы упоминания.
Денщик расцвел.
– Барышня тебя недооценивает: Матильда поправилась. Но она очень тебя любит.
"Матильда или "барышня"?", - мог бы уточнить маг, но не стал. Матильда исходила злобным шипением уже третий день, а "барышня" в письме обещала его побить и убить.
– Может быть, - неопределенно заметил маг.
– Не "может быть", а точно, - наставительно поднял палец Гребер.
– Она, когда уезжала, так мне и говорила, мол, смотри за ним, чтоб у него печенье не закончилось. Только тебя из всех и вспомнила.
В этом была вся Дэмонра - наломать дров, едва не пойти на виселицу, чудом уцелеть, быть вышвырнутой из страны - и волноваться о том, достаточно ли хорошо он питается.
Гребер просьбу "барышни" исполнил, пусть и с некоторыми поправками на национальный менталитет, притащив с собой бутыль самогону и три банки соленых огурцов. Принимая немудреные гостинцы, маг с большим трудом удержался от улыбки. Так почему-то сложилось, что все люди, встреченные Наклзом на жизненном пути, делились на три неравные категории. Первые, что нормально и закономерно, хотели его убить, вторые, что еще более нормально и закономерно, - использовать в своих целях, а третьи почему-то - накормить. Его всегда бесконечно удивляло, что третья группа количественно превосходила и первую, и вторую.
– Она вернется?
– с надеждой спросил Гребер.
Наклзу стало тоскливо. Разумеется, Дэмонра бы вернулась. Стоило всплыть истории с ленточкой, и нордэну мигом бы вернули в столицу для занимательных бесед в Эгрэ Вейд.
– Пока не может, - кисло улыбнулся он. Усы Гребера скорбно поникли. Денщик посмотрел в окно, за которым уже сгущались сумерки, и вздохнул:
– Ну, я тогда пошел. Ты ей как будешь писать, чиркни, мол, я тоже привет передаю, кланяюсь и желаю здоровья.