– Перекатите кресло в соседнюю комнату и раскройте окно, - хмуро распорядился Эдельвейс, подаваясь назад с прохода. Сторож явственно побелел, но требование выполнил. Соседняя коморка, правда оказалась запертой, и пришлось немного пройти по коридору. Маг в кресле не шевелился.

– Можете выйти и забрать двустволку.

Эдельвейс подозревал, что его убьет отдачей, если он рискнет пальнуть из такой штуки. К тому же, у него в кармане лежал куда более надежный револьвер.

– И позовите Фрэнсиса, нужен медик.

Сторож исчез. Он явно мечтал только о том, чтобы оказаться отсюда как можно дальше. О том, что Феликс - маг, в доме знали немногие, но репутация человека, притягивающего странности и неприятности, закрепилась за виарцем прочно.

Эдельвейс закрыл дверь, чтобы избавиться от лишних глаз, и взял с прикроватной тумбочки графин воды. Глотнул прямо оттуда. И услышал шорох.

Феликс медленным жестом снимал платок с лица.

В том, как ткань неспешно ползла вниз, было что-то жуткое.

"Нервы - как у некстати забеременевшей гимназистки", - раздраженно подумал Винтергольд. Он, как и все, слышал сказки о доппельгангерах, иногда возвращавшихся в мир вместо магов. Но вряд ли тварь собиралась вылезти из легенд именно в его доме. В конце концов такое случалось один раз на десяток тысяч случаев. Винтергольд вообще считал бы доппельгангеров профессиональной маговской байкой, если бы не видел нескольких уголовных дел полувековой давности.

– Феликс?

Феликс потряс головой и грязно выругался на виари. У Эдельвейса отлегло от сердца: все происходило как всегда. Он опустился на стул неподалеку от мага и потер глаза левой рукой. В голове что-то медленно пульсировало.

– Ты цел?

– Твою мать, - пробурчал маг.
– В смысле, добрый вечер, мессир Винтергольд.

Эдельвейс окончательно успокоился и прикрыл глаза. Его все еще мутило после поездки.

– Ну и что ты там нашел?

– Беса лысого я нашел, - даже десять лет пребывания в хорошем доме мало улучшили манеры Феликса. По возвращении из Мглы он первые минуты говорил ровно то, что думал, а ни один человек на его месте не стал бы думать о чем-то хорошем.
– Я не понял, что это было. Какое-то дерьмо.

– А для более предметной характеристики....

– А для более предметной характеристики можно нанять человека с хорошим академическим образованием, - вполне философски заметил Феликс. Он никогда не отрицал того факта, что вышел из тренировочного лагеря недоучкой, умеющим только убивать, и даже отчасти бравировал этим, мол, любите таким, какой есть.
– Одно могу сказать: случайностями там и не пахло.

– Значит, меня спровоцировали?
– скорее подумал вслух, чем спросил Эдельвейс, и в ответ получил насмешливое фырканье:

– Да нет, цветок благородства в каменной душе расцвел. Такое случается раз в сто лет по пятницам, когда Луна в созвездье Змея...

После Мглы обычно довольно тихий и неконфликтный Феликс всегда вел себя приблизительно так. Но сегодня он как-то уж слишком много шутил для человека, в висках которого сейчас должна была звучать барабанная дробь. Эдельвейс уже хотел поинтересоваться, не слишком ли весел Феликс, которого чуть не пристрелили только потому, что он по профессиональной безграмотности не мог вернуться из Мглы вовремя, как вдруг заметил одну вещь, которая привлекла его внимание.

Сущая мелочь. Тень на полу.

Как и всякий хоть сколько-нибудь профессиональный маг - или хотя бы человек, прошедший даже малую часть "курса молодого бойца" рэдских, имперских и любых других тренировочных лагерей - Феликс, разговаривая, никогда не глядел прямо на собеседника. Умение в процессе беседы смотреть исключительно в стену и думать о деньгах или благе человечества было намертво вколочено во всех практикующих вероятностников, которых Эдельвейс встречал за свою жизнь. И если калладские маги еще изредка отступали от этого правила, поскольку в кесарии они все же считались равноправными гражданами, а не просто вещью, прилагающейся к полезным и опасным способностям, то рэдцы и виарцы - никогда. Феликс, которого до пятнадцати лет третировали как бессловесную тварь, обычно по привычке излагал все свои мысли и домыслы стенам - в лучшем случае пространству над головой собеседника.

Судя по тени на полу, маг разговаривал, повернув к Эдельвейсу голову.

Ничего страшного еще не произошло, а по позвоночнику Винтергольда второй раз за пять минут пробежал озноб. Он сквозь полуприкрытые веки смотрел на тень в желтом круге от лампы и лихорадочно думал.

Либо в комнате сидел Феликс, и тогда следовало срочно выпить успокоительного, либо в комнате сидело что-то другое, и тогда Винтергольд уже был мертв. Потому что обитателю Мглы проще всего уйти в его, Эдельвейса, теле. Магу могли легко проверить пульс, но вряд ли кто-то стал бы проверять пульс вполне себе здорового человека, имевшего только ожог руки и во Мглу не спускавшегося. Так доппельгангеры обычно и уходили от погони - через зрительный контакт "прыгали" в ближайшую цель после мага, если такая находилась в поле зрения, и спокойно удалялись, никому больше не причинив вреда, а неудачливый маг умирал. Как, кстати, и тот, в кого доппельгангер переселялся, но последнее становилось заметно не сразу. Обычно к моменту, когда труп начинал походить, собственно, на труп, доппельгангер уже успевал сменить две-три личины и благополучно обустраивался на каком-нибудь чердаке или в подвале глухого провинциального городка, а лучше деревни.