И огрызнулся очень плохо.

– Мне любопытно, в конце концов, как то, что ты проиграл чужие деньги и поставил пятно на репутацию полка, соотносится с твоей честью?
– уже, наверное, раз в пятый презрительно поинтересовалась Рагнгерд.

От ответа брата, пусть и в форме вопроса, у Дэмонры волосы дыбом встали, потому что Вигнанд тем же тоном, что и мать, поинтересовался:

– А как развешанные на фонарях рэдцы соотносятся с твоей?

Дэмонра кубарем выкатилась из кресла и метнулась в гостиную, сообразив, что сейчас будет что-то страшное.

Когда она распахнула двери, Рагнгерд, без кровинки в лице, уже держала Вигнанда на мушке. И рука у нее не дрожала, только костяшки были совсем белые.

Дэмонра молча кинулась к брату и схватилась за него, стараясь оказаться на линии огня. Она почему-то не сомневалась, что Рагнгерд выстрелит. Мать, конечно, не была сумасшедшей, но существовали вещи, на которые она реагировала не как нормальный человек. Усмирение Рэды как раз входило в число этих вещей.

– Солнышко, отойди, - ломким голосом сказал Вигнанд, пытаясь оторвать от себя руки сестры и разворачиваясь спиной к матери.
– Выйди за дверь, не на что здесь смотреть. Мы не ссоримся, выйди.

– Мама, мамочка!
– впервые за последние лет, наверное, семь пробормотала Дэмонра.
– Мама, не надо.

Рагнгерд дернулась, как человек, который проснулся от резкого звука, еще секунду мерила детей взглядом, а потом медленно опустила пистолет. Поставила на предохранитель. Положила на тумбочку. Глотнула воды прямо из графина.

Вигнанд, наконец, вывернулся из хватки сестры и теперь подталкивал ее к двери.

– Иди, у нас с мамой разговор. Не для твоих ушей. Иди.

– Нет, стой, - ровным, каким-то деревянным голосом сказала Рагнгерд.
– Он как раз и для твоих ушей тоже.

Дэмонра замерла почти в дверях. Вигнанд пытался ее выпроводить и на всякий случай прикрывал плечом. Рагнгерд отошла к роялю и что-то чертила на его крышке, глядя не на детей, а в пространство.

– Сперва я хотела бы узнать, Вигнанд, отвечаю ли я сейчас на твой вопрос, к которому ты пришел путем каких-то размышлений, или на либеральные бредни твоих либеральных друзей?

– На мой, - с чисто юношеской жестокостью ответил Вигнанд, хотя Дэмонра тогда подумала, что он соврал.

Рагнгерд застыла настолько неподвижно, словно обратилась в камень. Или скорее в ледяную скульптуру.

– Хорошо. Если так, то отвечу. Ты, если я тебя верно поняла, желаешь узнать, как то, что я участвовала в карательной операции против гражданского населения Рэды, соотносится с моей честью, верно?

– Совершенно верно, - глухо сказал Вигнанд. Дэмонра без колебания бы поставила свою голову на то, что он был бы рад никогда не начинать этого разговора.

Тон Рагнгерд заледенел совершенно, как и ее глаза.

– А никак не соотносится. Это как-то соотносится с тем, что ты выучился в столице и попал в престижный полк, а не тянешь лямку где-нибудь в глухой провинции и звереешь от скуки в обществе перезрелых девиц и полуграмотных мещан.

Вигнанд вспыхнул, но молчал.

– Что же ты не рассказываешь мне, что добился бы всего за счет собственных ума и таланта?

Брат сделал шаг назад.

– Я не буду этого говорить. Явная ложь не нуждается в отрицании.

– А явная правда нуждается в доказательствах? Если да, не такая уж она и явная, не так ли?

– И людей в Рэде ты тоже ради меня вешала?

– Не заблуждайся. Людей в Рэде я вешала ради себя.

Вигнанд прижал руку ко лбу, то ли у него голова разболелась, то ли он хотел как-то загородиться от этих слов.

– Давай, я с интересом послушаю, до чего ты еще дошел во время своих философских изысканий. И, кстати, мне глубоко непонятно, как твоя честь, если она такая нежная, соотносится с нахождением под одной крышей со мной. И с нахождением в одной стране с десятками и сотнями таких, как я.

– Мама...

Глаза Рагнгерд, обычно светлые, как низкое зимнее небо, стали наливаться опасной предгрозовой синевой.

– Хватит! Вигнанд, запомни на всю оставшуюся жизнь, "мама" - это не аргумент. "Любовь моя" - это тоже не аргумент. Не прикрывайся словами, ты не красна девица. Если тебе есть, что сказать по существу вопроса, говори. Если нечего - стреляй или уходи, в зависимости от ситуации. Вот так все просто.

– Мама, прости меня. Прости.

Рагнгерд стояла, очень бледная и прямая, и молчала. Мама не умела ни просить прощения, ни прощать.