Шрифт:
Я на миг прикрыл тяжелые веки и утомленно попробовал вчитаться еще раз.
«22 ноября… …года.
Воскресенье.
…всё готово. Этот… …опыт… …вершиной гения… …мысли… …физики, математики… …даже невзирая… …оценить… …будет… …некому!»
Получилось гораздо лучше. Может, мне просто нужно было больше времени? Пытаясь занять себя хоть чем-то, я жадно потянулся к луже с осколками. Жажда была невыносимой. Натужно оперевшись на засаднившие локти, я конвульсивно наклонил голову к опасно поблескивавшей стеклянными остовами влаге. При этом я постарался не вглядываться в свое размытое отражение, мгновенно породившее в глазах черные вспышки мигрени.
«Главное, осколок не втянуть, – запоздало предостерег я себя, осторожно принимая ртом прохладный напиток. – Вкус… У этого же есть какой-то вкус? Почему я его не чувствую? Как странно…»
Тем не менее прием жидкости немного улучшил мое самочувствие, и я благодарно посмотрел на лужицу с расплывавшимися в ней мутными разводами, оставшимися после моих обезвоженных губ. Губ… Приложив несколько свинцовых усилий, я наконец сумел вытереть их, обнаружив на них, помимо оставшегося сока, свою кровь.
«Порезался всё-таки, – устало и безразлично подумал я. – Нет, сок с кровью просто невозможно спутать: кровь ярче и плотнее. Почему же я тогда ошибся? Похоже, это из-за моего какого-то недомогания… Недомогание… Я что, болен?..»
Не понимая, что со мной, я прислушался к своим внутренним ощущениям, но ничего, кроме подавляющей слабости, вялости мышления и провалов в памяти, не обнаружил. Было еще, правда, чувство того, что мое тело почему-то полностью измождено. Но даже при таком состоянии оно сладко потягивалось с каждым новым своим движением.
Немного отдохнув, я вернулся к изнуряющему чтению.
«22 ноября 2020 года.
Воскресенье.
Почти всё готово. Этот беспрецедентный опыт станет вершиной гения человеческой мысли в области физики, математики и инженерии.
Даже невзирая на то, что оценить это будет уже некому!
Вы в свое время не давали нам, мне, прохода, завывая в один голос об отсутствии полного контроля проводимых экспериментов и, как следствие этого, о развитии цепной реакции, способной уничтожить целую планету. Что ж, вы все были правы. Почти. И только в одном: в том, что называли БАК – ПАКом. Даже Лив, упертая догматичная реалистка, приняла это прозвище, произнося его не иначе как с фанатичным и безумным блеском в своих зеленых глазах.
А в целом "Последний адронный коллайдер" звучит неплохо, особенно если учесть, что через какое-то время это станет абсолютной правдой. Ха. Даже междисциплинарная комиссия, собранная из жалкой кучки безыдейных зануд, ничего не нашла в протоколах безопасности работы с БАКом. Она и не смогла бы: БАК идеален с точки зрения безопасности.
И только наш БАК, собранный нами здесь, способен воплотить все ваши кошмары в явь!
Одними из самых любимых для меня, безусловно, являются беспочвенные бредовые мысли о возможном создании машины времени, способной привести к концу времени или, как любят выражаться газетчики, "к концу времен" – посредством создания пространственно-временных "кротовых нор".
Вздор!
Или это – превращение Земли в "железную планету" или поток таких же астероидов и метеоритов под воздействием неконтролируемого образования в БАКе кварк-глюонной плазмы, трансформирующей всю материю в элементы триады железа.
Ну что за несусветная чушь! Им бы всем в бумагомараки пойти!
Все будет гораздо прозаичнее, мои недальновидные коллеги. Гораздо. Уж поверьте».
Дальше текст, к сожалению, обрывался. Я перевернул дрожавшей рукой измятый листик и обнаружил, что с другой стороны он был чист. Я удрученно повертел головой в поисках продолжения и увидел недалеко от распахнутого шкафа ворох одежды, внешне похожей на мою.
Я кое-как поднялся с пола и, горя желанием как можно быстрее переодеться, замедленно побрел в сторону шкафа. Клочок чьих-то записей я по-прежнему держал в слабой руке. Судя по содержанию, писал какой-то ученый, и он, похоже, собирался провести какой-то запрещенный эксперимент или опыт. Однако всякие – я поднял текст к глазам – «БАКи» и прочие «кварк-глюонные» были всё еще недосягаемы для моего, как оказалось, скудного словаря.
«Это же о Большом адронном коллайдере идет речь!» – внезапно сообразил я.
Больше информации, кроме той, что в свое время это устройство сильно беспокоило людей, выудить из полупустых полок памяти мне, увы, не удалось.
«А если написавший это реализовал свою угрозу? – предположил я, осторожно трогая ворох одежды, до которого нескончаемо долго добирался. – Но ведь всё же на месте. – Я поднял первые попавшиеся штаны, похожие на те, что были на мне, и удовлетворенно выдохнул: – Сухие».
За одеждой я заметил мелкие осколки зеркала, некогда встроенного в открытую дверцу опустошенного шкафа; об этом свидетельствовала вделанная в дверцу прямоугольная рама с серебристыми крошками в ее нижних углах. Рассмотреть себя в этих жалких остатках зеркала не было никакой возможности – но и возвращаться к расплывавшемуся и вызывавшему тошноту отражению мне тоже не хотелось. В итоге я ничего о себе не узнал, кроме наличия у меня бледной кожи и серых глаз.