Особенно наглядно нищета мысли раскрывается в насквозь клеветнической повести Н. Аржака "Говорит Москва".

Сюжет этого "произведения" столь же прост, сколь облыжен. Правительственным указом по радио объявляется (в ряду дней "железнодорожника", "танкиста" и др.) "День открытых убийств". В этот день каждый может и должен уничтожить любого человека (кого заблагорассудится), исключая лиц некоторых административных категорий. "Мероприятие", направленное на то, чтобы "запугать" население, в общем-то проваливается.

Читатель, естественно, спросит, зачем было придумывать такую нелепицу? Да затем, чтобы дать главному "положительному" персонажу возможность произнести несколько "зажигательных" речей, в том числе и о том, кого бы, по его мнению, на самом деле стоит убить.

Обдумывая и отвергая предложение своей любовницы Убить ее нелюбимого мужа (впрочем, тут же и извиняя ее желание: ведь она мужа ненавидит), "герой" перебирает в уме всех своих врагов и обидчиков с детства и находит их достойными лишь того, чтобы проучить хорошенько, но не убивать же! А убивать хочется. Кого же?..

Лицами, заслуживающими поголовного истребления, оказываются все люди, представляющие социалистический строй и осуществляющие государственную политику, люди, которых "герой" повести малюет в самых гнусных, издевательских тонах. "Как с ними быть?" И тут кровавый туман застилает глаза героя-рассказчика. И он взывает: "Ты еще помнишь, как это делается? Запал. Сорвать предохранительное кольцо. Швырнуть. Падай на землю. Падай! Рвануло. А теперь - бросок вперед. На бегу - от живота веером. Очередь. Очередь. Очередь..." И упиваясь мысленным зрелищем разорванных животов и вывороченных кишок, кровавой кашей, где все перемешалось - "русские, немцы, грузины, румыны, евреи, венгры, бушлаты, плакаты, санбаты, лопаты", "положительный герой" грезит о студебеккерах - одном, двух, восьми, сорока, которые пройдут по трупам.

Обыкновенный фашизм, скажете вы? Да, обыкновенный фашизм. Иллюстрации к его программе кровавых войн и спровоцированных путчей. При этом иллюстрации античеловечные не только по содержанию, но и по форме, по своей "эстетике" массового истребления людей. Эту программу "освобождения" от коммунизма и советского строя "герой" повести пытается обосновать, с одной стороны, заверениями, будто идея "открытых убийств" берет начало "в самой сути учения о социализме", с другой, что вражда - в природе человеческого общества вообще. Правильно делает тот, кто рассматривает каждого человека как потенциального врага, ибо "все друг друга в ложке воды утопить готовы", "скоро звери единственно связующим звеном... между людьми будут". Сюжет повести эту идею полного распада человеческих связей и иллюстрирует...

Я думаю, что читатель согласится со мной, что при таком содержании форма изложения особой роли не играет. По-видимому, так считают и сам автор, и его издатели, объявляющие в предисловии, что "основной момент повести" (объявление "Дня убийств") - "только художественный прием" для изображения советского общества в нужном им плане. Автор предисловия поясняет далее, что "нельзя к советской действительности подходить с мерками и оценками общеевропейского реализма: что кажется совершенно невероятным в некоммунистическом мире, - вполне возможно в мире "социалистического реализма". То есть на советское общество можно лгать как угодно, - все сойдет, лишь бы было против социализма.

Под этим знаком трудился и Абрам Терц, правда, с более пристальной заботой о камуфляже своих антисоветских взглядов.

Автор повестей Абрама Терца - кандидат филологических наук А. Синявский, которого зарубежная реакционная пресса с рекламным шумом объявляет "наследником русской традиции", человек расторопный, и сам охулки на руку не положит, без зазрения совести запуская ее в чужие книги. Нравственная нагота Абрама Терца, те антисоветские "идеи", которые он усвоил и жаждет распространить, выступают в одеждах самых различных литературных реминисценций и параллелей. Вырванные с мясом из самых различных чужих произведений, вывернутые наизнанку и на скорую руку сметанные в пестрое лоскутное одеяло антисоветчины, они характеризуют "творческое лицо" Абрама Терца как человека, нагло паразитирующего на литературном наследии.

Статья А. Терца "Социалистический реализм" * - наглядное свидетельство "разложения личности", отвратительного двурушничества, поскольку в этой статье оплевывается то, чему Синявский посвящал свои историко-литературные работы, публиковавшиеся в СССР.

* "Что такое социалистический реализм".

Так вел себя Синявский-"теоретик", а вот воплощение его теорий в художественной, с позволения сказать, практике.

Передо мной "Фантастические повести" Абрама Терца, посвященные повседневному быту советских людей. Куда же "приводят" эти повести читателя? Что за мир разворачивается перед нами?

Случайные воры и убийцы, пропивающие свои неправедные доходы по ресторанам и развлекающиеся на манер охотнорядских купцов с проститутками (рассказ "В цирке").

Оборотни, ведьмы, русалки и всяческая нежить, приплывшая в город по водопроводным трубам и существующая в смертельной взаимной вражде в коммунальной квартире (рассказ "Квартиранты").

Невольный ясновидец, завербованный в органы безопасности и бьющийся вместе с тупым полковником Тарасовым над посильным "улучшением истории", которая выражается в составлении планов мировой агрессии коммунизма. Именно для этого "мотива" и конструировалась длиннейшая и нелепейшая история о злоключениях супермена, который все заранее предвидит, но ничего не может предотвратить, даже свою собственную гибель. Для этого да еще опять же для иллюстрации "идеи" об извечной враждебности людей друг к другу и написана повесть "Гололедица".