Учитель Ле-цзы стал учиться - и после рассказывал об этом так:

– Через три года сердце не смело помышлять об истинном и ложном, уста не смели говорить о пользе и вреде - лишь тогда Лао Шан впервые взглянул на меня краем глаза. Через пять лет сердце стало по-новому мыслить об истинном и ложном, уста - по-новому глаголить о пользе и вреде: лишь тогда Лао Шан удостоил меня улыбки. Через семь лет, дав волю сердцу, я вновь уже не помышлял об истинном и ложном, дав волю словам, вновь не говорил о пользе и вреде. Лишь тогда Учитель впервые позволил мне сесть рядом. Через девять лет, как бы ни понуждал я сердце думать и уста говорить - не знал уже, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно, и не знал уже, что для других истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Внешнее и внутреннее слилось - и вот зрение мое уподобилось слуху, а слух уподобился обонянию, обоняние - вкусу, а для вкуса все стало единым. Дух мой сгустился, а тело - расслабилось, плоть и кости - размякли, и я перестал ощущать - на что опирается тело и на что ступает нога, о чем помышляет сердце и что таится в словах. И лишь когда до этого дошел - не стало для меня ничего сокровенного.

Учитель Ле-цзы любил поначалу странствовать. И Ху Цю-цзы спросил его:

– Вот ты, Юйкоу, любишь странствия - а за что же ты их любишь?

– Прелесть их в том, - ответил Ле-цзы, - что развлекаешься непривычным. Другие странствуют, чтобы увидеть то, что у них перед глазами. Я же странствую - чтобы увидеть изменения. Так что есть странствия и странствия и никто еще прежде не умел их различать.

– Твои, Юйкоу, странствия, - сказал Ху Цю-цзы, - конечно, такие же, как и у прочих - хоть ты и утверждаешь, что они совершенно другие. Ведь когда на что смотрят - видят всегда и перемены. Ты же развлекаешься непривычностью вещей, не ведая, что и сам ты непривычен. Стремишься странствовать во внешнем, не ведая, что стремиться надо заглянуть в самого себя. Тот, кто странствует во внешнем, ищет совершенства в вещах. Тот, кто заглянул в себя, находит удовлетворение в себе самом. Найти удовлетворение в себе самом - вот высшее в странствиях. А искать совершенства в вещах - нечто второстепенное...

Ян Чжу говорил:

– Все сущее различается в жизни и уравнивается в смерти. Пока живем, есть среди нас мудрецы и глупцы, знатные и низкие - этим мы различаемся. А после смерти - смрад и гниль, распад и разложение, и это всех уравнивает. Однако быть мудрецом или глупцом, знатным или низким - не в нашей власти, как и не в нашей власти - смрад и гниль, распад и разложение. Ибо жизнь - не по воле живых, а смерть - не по воле мертвых; быть мудрецом - не в воле мудрого, а быть глупцом - не в воле глупого, быть знатным - не в воле знатного, а быть низким - не в воле низкого. Но если оно так - то все сущее равно и в жизни, и в смерти, и в мудрости, и в глупости, и в знатности, и в низком состоянии. Умирают и в десять лет, умирают и в сто. Умирают гуманный и мудрый, умирают злодей и глупец. При жизни - Яо и Шунь, после смерти истлевшие кости. При жизни - Чжоу и Цзе, после смерти - истлевшие кости. Истлевшие кости - все одинаковы, и кто разберет - где чьи. А потому спешите жить - к чему тревожиться о том, что будет после смерти?

Мэнсунь Ян спросил Ян-цзы:

– Вот перед нами человек - дорожит своей жизнью, бережет свое тело. Добьется ли он этим бессмертия?

– По законам естества нет бессмертия, - ответил Ян-цзы.

– А добьется ли он этим долголетия?

– По законам естества нет долголетия, - ответил Ян-цзы.
– Жизнь не сохранишь, дорожа ею, тело не укрепишь, даже если его бережешь. Да и на что она - долгая жизнь? То, к чему влекутся и от чего отвращаются пять чувств, и в древности было таким же, что и ныне. Покой и беспокойство для четырех конечностей и в древности были те же, что и ныне. Муки и радости мирских деяний и в древности были те же, что и ныне. Превращения и перемены, порядок и смута и в древности были те же, что и ныне. Всё это уже слыхали, всё это уже видали, всё это уже испытали. Этим пресытишься и за сто лет - а что же говорить о муках долгой жизни!

– Если так, - сказал Мэнсунь Ян, - то ранняя смерть лучше, чем долгая жизнь. Стоит лишь кинуться на меч или пику, броситься в кипяток или в огонь - и обретешь желаемое.

– Нет, - сказал Ян-цзы.
– Уж если живешь, то отдайся жизни и претерпи ее, и в ожидании смерти изведай все ее желания. А придет время умирать отдайся смерти и претерпи ее, изведай все ее пути и дай ей волю до конца. Всему отдайся и все претерпи - и не пытайся удлинить или укоротить жизненный срок...

Ян Чижу сказал: "Человек подобен небу и земле и, как они, таит в себе природу пяти движущих начал. Человек - самое разумное среди всех существ, наделенных жизнью. И в то же время ногти и зубы человека недостаточно сильны, чтобы обеспечить ему охрану и защиту; мускулы и кожа недостаточно крепки, чтобы оборонять его и отражать удары; ноги недостаточно быстры, чтобы унести от опасности. У человека нет ни шерсти, ни перьев, защищающих его от холода и жары, и, чтобы прокормиться, он должен полагаться не на силу, а на разум. Поэтому человек высоко ценит разум и с пренебрежением относится к силе, ибо разум сохраняет его существование, а презренная сила вершит насилие над внешними вещами"...

Старейшина с Лисьего холма спросил Суньшу Ао:

– Знаете ли вы о трех людских досадах?

– О каких же?
– спросил Суньшу Ао.

– О зависти к высоким титулам. О неприязни государя к занимающим большую должность. О досаде на тех, что получают большое жалованье.

– Чем выше мой титул, - сказал Суньшу Ао, - тем скромней мои желания. Чем больше должность - тем смиренней мое сердце. Чем обильней жалованье тем щедрей мои раздачи. Можно ли этим отвратить эти три досады?..

Суныпу Ао занемог и был при смерти. И так наказывал сыну:

– Царь настойчиво жаловал меня землями - я же от них отказывался. Когда умру, царь будет жаловать и тебя. Ни за что не бери богатой земли. А вот есть на границе между Чу и Юэ холм Усопших. Земля там тощая и славу имеет недобрую: чусцы избегают ее из-за привидений, а юэсцы - из-за дурных примет. Только этой землей и можно владеть долго.

Когда Суныпу Ао умер, царь и впрямь стал предлагать его сыну тучные земли, но тот от них отказался, а попросил холм Усопших. Царь отдал ему эту землю - и потомки Суныпу Ао владеют ею и поныне.

Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая. М., 1987. С. 117, 128-129, 140141, 145, 154

Хуайнань-цзы [18]

Сила мысли - вот что заставляет человека высоко ставить свое достоинство и воздавать себе хвалу; но мысль же виновна в том, что человек унижается и клевещет на себя.

Слово, слетевшее с уст, не поймать; дело трудно завершить, но легко проиграть; славу трудно добыть, но легко потерять. Тысячемильная плотина истачивается муравьями; дом высотой в сто сюней сгорает из-за щели в дымоходе.