Ей было не более двадцати трех лет, и весь ее облик казался летящим: худенькая фигурка словно рвалась ввысь, а белые кружева на широких рукавах блузы навевали мысли о перьях или облаках.

– На самом деле, мы должны уважать своих предков, чтить их память – но не преклоняться перед ними. Их поступки не продиктованы некой вселенской мудростью, они вели себя так, как того требовала тогдашняя мораль, которая меняется с течением времени, и должна меняться – ничего страшного в этом нет.

Хорошенькая толстушка с туго заплетенными косичками подняла руку.

– Луиза?

– Я хотела спросить… – немного застенчиво теребя в руке карандаш, произнесла Луиза. – Разве моральные ценности могут меняться? Есть же вечные ценности – например, любовь…

Произнеся последнее слово, девочка приобрела румянец свекольного оттенка и села.

– Любовь… – учительница побарабанила пальцами по краю стола, – это хорошо, что ты задала такой вопрос, Луиза. Но была ли любовь, что воспевали наши прадеды и прабабки, той же любовью, что наша?

Молодая женщина резко повернулась на каблуках, и глаза ее вдохновенно загорелись.

– Вспомним классику: мужчина восхищался красотой своей возлюбленной, невинностью и хрупкостью. Но ведь красота, и тем более невинность – вещи непостоянные. Любовь наших предков не предполагала близости и взаимной поддержки: в книгах по домоводству жене предписывалось быть всегда веселой, здоровой и красивой, но мы все люди. Мы устаем, болеем, старимся… А хрупкость? Разве хрупкая женщина может быть опорой своему супругу в трудную минуту?..

Рэй слушал урок невнимательно. Новая учительница, госпожа Анна Шерея, говорила такие очевидные вещи, словно они были не тринадцатилетними взрослыми людьми, а несмышленышами или дикарями. Отец Рэя женился на его матери, а не на первой красавице королевства, и никогда Рэй не видел, чтобы его родители оскорбляли друг друга. Спорили – да, поддразнивали – да, но не язвили, не обливали ледяным презрение, не стремились ударить по больному. Княгиня Мария была не только возлюбленной, но и другом, и бесценным советчиком для князя Эгберта.

Старшая сестра, Лара, уже была замужем за графом Ройстедом и нянчила девочек-близнецов. Рэю не нравился сухой, мрачноватый, всегда одетый в черный, с иголочки костюм, граф, но Лара отмахивалась, что ее смешливости хватит на обоих, и на мужа не жаловалась. Любила ли она его?

– Рэй! Я вижу, ты ушел в свои мысли, наверное, ты нам сейчас скажешь что-нибудь мудрое о том, чем отличалась любовь наших предков от современного смысла этого слова? – выдернул подростка из воспоминаний звонкий, чуть насмешливый голос учительницы.

Рэй поднялся со своего места и ответил:

– Я думаю, что нам очень повезло жить в то время, когда любовь появилась не только как слово, но и как действие. Раньше об этом только болтали, писали стихи и прочий бред. Но при этом, недавно нам задавали учить биографии знаменитых поэтов. Севил бил свою жену, а мы восхищаемся его поэмой, обращенной к ней. Разве это любовь, когда бьют? Песни Арона Арвентиса поют на празднике влюбленных, и никого не смущает, что он тоже был женат, а стихи посвящал многочисленным любовницам. В Золотой империи, говорят, что нет такой страны, где настолько умеют ценить женскую красоту…

– Достаточно, Рэй, я поняла твою точку зрения, – остановила ученика Анна Шерея. – Кто-нибудь еще хочет высказаться?

Как это часто бывало на ее уроках, завязался спор. Даже застенчивая Луиза с жаром отстаивала свое мнение. Электрическая, резкая трель звонка – недавнее нововведение – прервала поднявшийся шум, и учительница четко поставленным голосом объявила задание.

– На следующий урок вы придете с газетами, лучше разными, договоритесь между собой, чтобы не повторяться… Выберите там несколько статей для обсуждения в ключе – что бы сказал историк будущего, наткнувшись на эту статью…

Рэй подошел к столу, возле которого сгрудились над списком газет одноклассники, и не вчитываясь чиркнул свое имя рядом с одной из строк.

– Рэй, пойдем после уроков за газетами? – нагнал княжича в коридоре Эрлан, который приходился Рэю кузеном.

Рэй молча кивнул.

– Ты чего такой вареный… задумчивый, – поправился Эрлан и помахал испачканной чернилами ладошкой перед лицом приятеля.

Рэй слегка поморщился.

– Опять про свою Золотую империю думаешь?

– Я не могу о ней не думать, – ответил Рэй, когда они вышли в одну из рекреаций и забрались там с ногами на широкий подоконник, их излюбленное место. – Там ведь люди живут…

– Ну, вот именно – живут. Если бы их не устраивало, давно бы скинули власть, и дело с концом, как друавы, они вообще без правителя обходились, или законы новые приняли, как это у нас было.

– Ну ты сравнил, – хмыкнул Рэй, – еще б божественную историю вспомнил, о первых людях, тогда вообще никаких князей и королей не было.

– Ну в самом деле, Рэй! Сдалась тебе эта отсталая империя! – продолжал настаивать Эрлан. – Это же тебя лично не касается.

– Мой отец говорит, что из человека, который закрывает глаза на чужую беду, хорошего правителя не выйдет, – закончил разговор Рэй, спрыгивая с подоконника.