– Понятия не имею. И, судя по всему, никто не имеет. Я серьезно, приятель. Когда-то мы с Ринни пытались разобраться в этом деле, снаряжали целые экспедиции на нижние палубы, чертили схемы, выстраивали триангуляцию, тянули канаты… И знаешь, чего добились? Ни-че-го. Ниже третьей палубы с пространством начинают происходить какие-то совсем уж странные вещи. Можно идти по коридору на восток и оказаться на севере. Можно случайно пересечь коридор, который ни с одним другим не пересекается. Можно… А дьявол, когда погуляешь на нижних палубах, теряешь последние представления о том, что вообще можно. Я блуждал целый день и насчитал одиннадцать палуб. Ринни – шесть с половиной. А что насчитала Шму, вообще никому неизвестно, потому что она спряталась в бочку с персиками и еще два дня отказывалась оттуда выходить. Говорю же, «Вобла» пропитана магией от носа до кормы.

– Мне сразу показалось, что тут особенный запах. Как будто сладковатый и…

– Нет, - Габерон поморщился, - Запах это другое. Ну, тебе капитанесса когда-нибудь расскажет. Если захочет. Правда, на твоем месте я бы особо не настаивал. У нее это, знаешь ли, больная тема…

– А откуда это все? То есть, почему магию прорывает?

Габерон растопырил пальцы в стороны – должно быть, какой-то формандский жест, изображающий недоумение.

– Никто не знает, приятель. Те, кто знали, давно уже по Восьмому Небу бродят, старикашка Уайлдбриз - так точно. А последних членов его экипажа мы с Ринни отыскать так и не смогли. Знать, сбежали куда подальше, и неудивительно. Я бы и сам сбежал, да вещей много, один гардероб фунтов на пятьсот потянет…

– Значит, «Вобла» была такой с самого начала?

– С того самого дня, как наша капитанесса получила ее в свое пользование семь лет назад или около того. И она уже была зачарована больше, чем то дрянное бочковое столовое вино, которое кабатчики на Трюде выдают за «Пьерр-Жоэ». Впрочем, у нас и в настоящем слишком много хлопот, чтоб мы еще копались в прошлом. К тому же, через некоторое время со всеми этими магическими прорывами привыкаешь смиряться.

Тренч машинально заметил, что дышать становится все труднее, окружающий воздух точно размягчался на глазах, плыл, делаясь жидким и неприятно-прозрачным. Таким воздухом сложно насытить легкие, приходится дышать глубоко и часто, а еще из-за него может кружиться голова. Судя по всему, «Вобла» поднималась в верхние слои атмосферы.

«На какой мы высоте? – подумал Тренч, тщетно пытаясь сориентироваться по редким и острым, как рыбьи скелеты, облакам, - Уже прошли восемь тысяч футов? Нет, едва ли, на восьми тысячах меня обычно начинает качать. Наверно, семь с половиной. Девятый лепесток Розы, ну почему за всю жизнь мне не удалось собрать даже простейшего альтиметра?.. А может, оно и к лучшему, что не удалось. Альтиметр, собранный моими руками, добра не принесет. В лучшем случае будет показывать высоту в килограммах…»

Габерон, кажется, не испытывал никаких неудобств из-за высоты. Безмятежно насвистывая, он двигался по палубе, увлекая за собой Тренча и легко перемахивая любые встреченные препятствия. В хаосе корабельной архитектуры он, судя по всему, ориентировался с необычайной легкостью. Тренч едва поспевал за ним.

– Кто такая Корди?

– Что?

– Корди. Я уже много раз слышал ее имя. Кто это?

– Ах, это… Корди Тоунс, Сырная Ведьма. Ты еще не встречал ее? Удивительно. Обычно на нее сложно не наткнуться. Видимо, чем-то занята. Или пропадает в трюме. Никто не знает, что она там делает, но сердцем чую, добром это не закончится.

– Сы… Сырная Ведьма?

Габерон строго погрозил ему пальцем с безукоризненно-ровным ногтем:

– Лучше бы тебе так ее не называть. По крайней мере, в глаза. Она совсем кроха, но если обидится, мало не покажется. Я не хочу, чтоб кнехты превратились в леденцы, а палубы – в слоеный пирог. Знал бы ты, сколько хлопот у нас было, когда она случайно превратила грот-мачту в кусок копченой колбасы… Всю целиком, вместе с подковой [43] . Во-первых, через три дня эта колбаса уже сидела у нас в печенках. Во-вторых, не так-то просто лазить по такой мачте…

– Она ведьма? – насторожено уточнил Тренч.

Ему никогда не приходилось иметь дела с ведьмой. Рейнланд по меркам Готланда был чересчур мал, чтоб позволить себе собственную ведьму, их услуги традиционно стоили очень высоко. Раз или два в год наведывались ведьмы с Шарнхорста – прогнать затяжные осенние дожди, увеличить клёв, подлатать сам остров… За работой их Тренч не видел, да и не горел желанием. Ведьмы всегда представлялись ему сварливыми старухами, от которых разит едким варевом, со скверным нравом и желтыми зубами, обожающими превращать мальчишек-бездельников в слизняков и лягушек. По крайней мере, эту версию он чаще всего слышал в детстве, собирая очередную «штуку».

– Самая настоящая ведьма, - кивнул Габерон, - Так что веди себя с ней поосторожнее. Это тридцать три несчастья под одной шляпой. Не успеешь оглянуться, как превратишься в огромный маринованный огурец.

– Почему в огурец? – не понял Тренч.

– Или в пломбир на палочке. В зависимости от того, с какой ноги она сегодня встала. Конечно, это прилично разнообразит наше меню, но едва ли тебе станет от этого легче.

Он был прав. Легче от этого Тренчу не стало.

– А как насчет слизняков и лягушек? – все же уточнил он.

– Даже не надейся. Все, чего касается Корди, неизменно превращается в еду. Но не воспринимай это слишком легкомысленно, приятель, с кулинарной магией не шутят. Мне приходилось видеть, как эта девчонка одним мановением пальцев превратила сторожевой катер Каледонии в пирог с осетриной.

Тренч насторожился еще больше. Про таких ведьм ему прежде слышать не доводилось.

– Она превращает вещи в еду?

– Не со зла. Корди – единственная во всем небесном океане кулинарная ведьма. Я бы даже сказал, что в этом есть горькая ирония, если бы употреблял столь примитивные каламбуры.