Кестрель знала, что во всем виновата сама. Сквозь зарешеченное оконце повозки она видела, как меняется окружающий пейзаж по мере продвижения на север. Гористая местность сменилась равниной, поросшей клочками бледно-красной травы. По болотам вышагивали длинноногие белые птицы. Один раз Кестрель увидела лисицу, которая несла в зубах пойманного птенца. Желудок тоскливо сжался. Кестрель с удовольствием съела бы и эту птичку, и лису. Иногда ей хотелось проглотить саму себя: и запачканное синее платье, и сковавшие запястья кандалы, и заплаканное лицо. Чтобы ничего не осталось ни от нее, ни от ее глупых ошибок.

Кестрель неловко подняла закованные руки и потерла сухие глаза. Видимо, от жажды закончились даже слезы. Горло болело. Она уже не помнила, когда стражники в последний раз поили ее.

Повозка теперь ехала через тундру. Стояла поздняя весна… Или нет, должно быть, уже наступило лето. И тундра, которая большую часть года оставалась под покровом снега, наконец ожила. В воздухе носились тучи комаров, Кестрель была с ног до головы покрыта волдырями от укусов. Но лучше не думать о насекомых и просто рассматривать очертания пологих холмов на горизонте — конусов древних, давно потухших вулканов. Повозка направлялась именно к ним.

Яркая зелено-голубая гладь озер радовала глаз, но мысли навевала тяжелые: Кестрель знала, что цвет воде придают соединения серы, а значит, уже совсем близко шахты. Еще труднее было осознать, что сюда ее отправил родной отец. Страшно вспоминать, что он отказался от дочери, обвинив ее в государственной измене. Но Кестрель действительно виновна. Она действительно совершила все то, в чем ее подозревали, и теперь у нее больше не было отца. Горло сжалось. Кестрель с трудом сглотнула горький ком. Сейчас у нее много дел. Например… Смотреть на небо. Воображать себя птицей. Дышать. Не вспоминать.

Но надолго забыться не получалось. Снова и снова в памяти всплывала последняя ночь во дворце. Письмо Арину, в котором Кестрель во всем призналась. «Ваш шпион, Мотылек, — это я, — написала она. — Я так давно хотела рассказать тебе об этом». Кестрель выдала все, что знала о тайных планах императора. Не важно, что тем самым она предала родину. Кестрель забыла о предстоящей свадьбе с наследником империи, о том, что ее отец — близкий друг императора. Она забыла о том, что родилась валорианкой, и просто написала то, что чувствует. «Я люблю тебя. Я скучаю. Ради тебя я готова на все». Но Арин не прочитал этих слов. Зато их прочитал отец Кестрель. И ее мир рухнул.

…Жила-была девушка, самоуверенная и гордая. Не всякий назвал бы ее красавицей, но все признавали в ней особую грацию, не столько чарующую, сколько устрашающую. Никто не решился бы перейти ей дорогу. «Она заперла свое сердце в фарфоровой шкатулке», — шептались люди. И были правы.

Девушка редко открывала тот ларчик — ее пугал вид собственного сердца. Как странно стучался о фарфоровые стенки этот плотный темно-красный комок! Но порой она прижимала ладонь к крышке шкатулки, и его ровное биение казалось сладкой музыкой.

Однажды ночью эту музыку услышал бездомный оборванец. Парнишка оказался к тому же вором. Он легко вскарабкался по стене дворца, где жила девушка, зацепился сильными пальцами за приоткрытую створку окна, распахнул его и забрался внутрь.

Леди спала, но вора и не интересовала леди. Парнишка заметил шкатулку и взял, даже не зная, что в ней лежит. Просто решил: он хочет эту вещь. Воришка вечно чего-то мучительно желал, но он давно уже усвоил: то, в чем разобрался, приносит больше боли — и старался лишний раз не задумываться о своих желаниях. Все, кто знал девушку, сказали бы, что украсть ее вещь — не лучшая идея. Она никого не прощала, и ее враги всегда получали по заслугам. Но воришка не стал бы их слушать. Он схватил свою добычу и сбежал — такова была его природа.

Однако хозяйка шкатулки обладала особым, почти волшебным умением. Отец («Бог!» — шептались люди, но его дочь знала: он, как и все, смертен) очень хорошо обучил дочь. И когда в открытое окно ворвался ветер, она проснулась и почувствовала запах вора — на оконной раме, на туалетном столике, даже на балдахине кровати. Девушка пустилась в погоню.

Преступник поломал лисий плющ на стене, выбираясь из дворцового сада. Несколько раз незваный гость едва не сорвался — местами лоза сильно пострадала. Девушка вышла за ограду и без труда отыскала следы, которые привели ее к логову вора.

Можно вообразить, что почувствовал парнишка, когда дверь распахнулась и хозяйка шкатулки ступила на земляной пол хижины, освещая ее пламенем своего гнева. В это мгновение парнишка понял, какую драгоценную вещь сжимает в руке. Сердце за прохладными белыми стенками шкатулки, казалось, билось в руке. Вор подумал, как легко разбить этот полупрозрачный фарфор, такой нежный, аж злость берет! Миг — и шкатулка превратится в горсть окровавленных осколков. Однако он упрямо держал свою добычу в руках.