– И ее ты тоже набьешь? – спросил Эндрю.

– Ну да, но она же крошечная и впишется в общий «рукав». Просто что–нибудь маленькое.

Он покачал головой и о чем–то задумался.

– Э–э…

Затем Эмилио проговорил:

– Когда ты думаешь о Спэнсере, что первое приходит на ум?

Секунду Эндрю в меня всматривался, а потом улыбнулся. Он опустил ручку на листок и полсекунды рисовал. Точнее не совсем рисовал, скорее писал. Он развернул лист и показал мне. Я уставился на него, а он резво пояснил:

– Это скрипичный ключ и размер шесть восьмых.

Я перевел взгляд на него. Я понимал, что конкретно это означало.

– Для песни «Аллилуйя», – продолжил он объяснять остальным, наблюдавшим за нами. – Именно с этого начинается партитура.

Я был не способен отвести от него глаз. И не знал, что сказать. Было так прекрасно. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Тебе нравится? – спросил он.

Я покачал головой. Нет.

– Я в восторге. Это…

Эмилио, не обращая внимания на происходившее между мной и Эндрю, забрал листок.

– Клево. – Он хлопнул меня по ноге. – Идем, я сделаю.

Все еще не отрывая взора от Эндрю, я поднялся и направился следом за Эмилио. Только вот сделал я всего несколько шагов, а потом вернулся к Эндрю, приподнял его лицо и поцеловал.

– Идеально.

Когда я уходил, он тяжело дышал и раскраснелся. А я плюхнулся на кресло Эмилио. Миллион раз он набивал мне татухи, поэтому все было знакомо и даже почти успокаивало. Пока Эмилио готовил оборудование, осторожно вошел Эндрю.

– Можно я посмотрю?

– Разумеется, – ответил я и протянул свободную руку.

Он моментально ее принял.

– Не верится, что ты вытатуируешь мой рисунок на своей коже.

– Мне он нравится.

– Но она же навсегда.

Я засмеялся.

– Ага, татуировки, они такие. Совершенно верно.

– Завали. Ты понял, о чем я.

– Понял.

– А что если тебе разонравится?

– Я никогда не разлюблю эту песню, – заверил я. – А тот факт, что ты точно знал, что для меня нарисовать, делает ее исключительной.

– Девочки? – позвал Эмилио. – Хотите посмотреть?

Вошли Шель и Уэнди, и Эмилио рассказал им об оборудовании и процессе. Соответствующим образом он расположил мою руку и на крошечном пространстве нетронутой кожи вытатуировал музыкальную ноту.

Эндрю покосился на меня, словно испытывал болезненные ощущения.

– Больно?

Я покачал головой.

– Не. – Кажется, я его не убедил. Поэтому я поднял руку, которую он до сих пор держал в своей руке. – Разве я был бы полностью ими покрыт, если б было больно?

Он пожал плечами и все равно вроде как сомневался в моих словах, но наклонился, чтоб рассмотреть поближе. Я не возражал. Он мог нависать надо мной подобным образом в любое время. От него исходило тепло и невероятный аромат. А потом он отпустил мою руку и для лучшего обзора подошел к Эмилио. И изучал творение своих рук.

– Отличные линии.

– Спасибо, дружище, – не теряя концентрации, сказал Эмилио. Все заняло буквально минуты две. Он откинулся назад, осмотрел свою работу и протер татуировку в последний раз. – Готово.

Я вскочил и направился к зеркалу разглядеть новое дополнение со всех сторон.

– Смотрится супер.

Когда я обернулся, Эндрю закусил нижнюю губу и вроде бы нервничал.

– Тебе нравится?

Я подошел к нему, опустил руки на его талию и поцеловал в щеку.

– Я в восторге. – Я снова уселся, а Эмилио показывал и рассказывал Шель и Уэнди о последующем уходе, и как лучше всего заботиться о татуировках. Он обернул мою руку, а когда закончил, я их спросил:

– Ну? Готовы записаться на первый прием?

Обе энергично кивнули.

– Да, конечно, – сказала Шель.

– Ну, хорошо, – произнес я и, оставив Эмилио убираться, проводил девушек к стойке. – На какой день?

Обе склонились к следующей субботе. Я записал обеих и снял копии с их рисунков для Эмилио. Они весело щебетали и решили провести день на Венис Бич.

– Эндрю? Хотите с нами?

Он быстро глянул на меня и покачал головой.

– Нет, спасибо.

Шель понимающе рассмеялась, а Эндрю велел ей заткнуться и зарделся, отчего она захохотала еще громче. Я обнял его и притянул к себе.