Ника гордо вскинет подбородок и выпалит, разозлившись:

– Я что, похожа на проститутку?

– Прости, нет. Я не то хотел сказать. С этой работой забыл совсем, что приличные девушки тоже бывают... ну, и такая юбка короткая, и ты улыбалась так, что я решил, будто можно... Правда, прости! Чувствую себя последним мерзавцем. Стыдно.

– Спасибо за сумку. Пока, - скажет Ника и неторопливо пройдет мимо него дальше по улице, засаженной акациями.

Егор догонит ее и попросит пылко:

– Пожалуйста, дай второй шанс! Честное слово, я докажу, что я не такой...

– Мерзавец?
– засмеется Ника слегка вызывающе.

– Пусть мерзавец. Да, я - не ангел совсем. Но не для тебя. Для тебя никогда больше, слово даю, - смутившись, ответит Егор.

– Ценю честность, - ответит Ника и не заметит, как несколько минут спустя будет рассказывать по дороге к остановке о том, что я пропала, о вежливом следователе, при имени которого молодой человек снова скривится.

Несмотря на волнения ночи, утро насытит свет. А солнце согреет землю, чтобы убаюкать дремлющие в ее темных недрах семена и с жадностью выпить капли росы на траве...

* * *

Солнце с жадностью пило капли росы на траве. Его лучи проникали сквозь ветви баньяна и ложились на землю неровными пятнами. Насытившись сладостью юного тела, Матхурава размяк и поддался неге. Но блаженство удовлетворения длилось лишь пару мгновений, ибо сквозь затуманенный ум до него донеслись тихие всхлипывания девушки.

Словно раскатом грома его поразила мысль: «Что ты наделал?!»

Ювелир подскочил на пригорке, устланном мягкой, как зеленый ковер, травой. Богато украшенный тюрбан сбил воздушный корень баньяна, свисающий подобно змее, с высокой ветки. Матхурава не придал тому значения. Обернулся на плач: селянка не убегала от него. Опозоренная чужая невеста дрожащими руками пыталась натянуть на грудь и живот выцветший синий камиз, хваталась то за платок, то за шальвары, распластанные в зелени.

«Что ты наделал?!
– возопили боги, взывая к Матхураве, а, может, то вопила его совесть. Спасаясь от нее, разум тотчас обратился хитрой гадюкой и отравил сознание ядом самооправдания: «Это она осквернила меня!
– твердил ювелир, с готовностью веря подсказанным мыслям: - Околдовала чарами, призвала Мару... Эта ачхут - ведьма! Из-за ее дьявольской красоты мое тело пропитала скверна. Что, если узнают люди о том, что я прельстился женщиной низшей касты?! Меня проклянет мать, отвергнет семья, и никто из уважаемых людей не сложит ладони в «Намасте» для приветствия...»

Девушка смогла одеться и, опираясь о ствол дерева, встала, чтобы уйти.

– Ты никому не расскажешь об этом!
– преградил ей путь Матхурава.

– О позоре не говорят...
– прошептала Сона.
– Но если жених поймет, что я больше не невинна...

– Старейшины накажут тебя. И никогда не поверят, что благородный господин снизошел до связи с тобой, - надменно сказал Матхурава.
– Так что постарайся, чтобы жених не узнал! Запомни, ты никогда меня не видела!

– Не видела, господин, - склонила голову девушка и затряслась в беззвучных рыданиях.

Матхурава кивнул и сел на коня, отбивающегося хвостом от назойливой мошкары. В затылок, не прикрытый тюрбаном, ударило жаром солнце. Ювелир поискал глазами потерянный головной убор и понял, что чувствует себя гадко, словно испитый им нектар превратился в гнилой болотный ил. Матхурава мог тронуться в путь, но что-то держало его здесь. Он молча наблюдал, как тонкая фигурка, пошатываясь и тщательно кутаясь в коричневый платок, идет обратно к источнику.

Сона подобрала кувшин, треснувший, но не разбившийся. Трясущимися руками набрала воды и, поставив на плечо, направилась по тропе к деревне.

Матхурава знал, что девушка не проболтается. И даже если пожалуется кому-то, к ней не прислушаются: кто такая она - неприкасаемая нищенка, и он - уважаемый вайшья. Но внезапно мысль о том, что другой мужчина будет обладать этим сладостным телом, что какой-то презренный оборванец, а не он, благородный Матхурава, будет испивать ее нежность и питаться теплом юных губ, свела грудь мужчины и сбила дыхание.

«Если будет при мне, точно не проболтается», - решил торговец драгоценностями, вновь начиная дышать. «Все средства хороши, лишь бы они вели к цели», - учит царей и политиков мудрый Каутилья1.

Забыв о потерянном тюрбане, Матхурава пришпорил жеребца и быстро нагнал селянку. Она не успела ничего сообразить, а мужчина подхватил ее и усадил на коня. Девушка вяло сопротивлялась, но ювелир сжал ее руки с силой и зло бросил:

– Не смей противиться господину! Со мной поедешь.
– Он развернул коня и поскакал к лесу.

– Но я никому не скажу, - запричитала девушка, - клянусь вам именем Вишну!Отпустите меня, пожалуйста, умоляю вас! У меня четверо сестренок и маленький брат, у меня болен отец! Что станет с ними, если вы убьете меня, о господин?