Шрифт:
Наконец, мы оказываемся на перекрестке, мне становится легче, потому что сейчас наши дороги разойдутся.
— Хорошо, я подумаю над этим. Теперь ты довольна? — она широко улыбается и обнимает меня на прощание.
— Очень довольна! Тогда увидимся в понедельник, на выходных я буду у отца, — я киваю, и мы расходимся в разных направлениях.
Наконец-то, немного спокойствия. В школе я едва могла сконцентрироваться. Сегодня двадцать третье мая, а это значит, что сегодня шестая годовщина смерти моих родителей.
По дороге к кладбищу я пытаюсь вызвать в памяти их лица.
Прошло только шесть лет, но я замечаю, что с каждым годом у меня получается все хуже. Грустные мысли не способствуют улучшения настроения.
Когда я стою перед коваными воротами на кладбище, меня внезапно пробирает озноб. Солнце все так же беспощадно светит, но тем не менее я мёрзну.
Я не захотела, чтобы моя тётя Сара пошла со мной, я всегда прихожу сюда одна. Наслаждаюсь тишиной и думаю о маме с папой; это именно то, что мне сейчас нужно.
Внезапно рядом со мной проносится порыв ветра и поднимает вверх несколько листьев. Такое часто происходило, когда я здесь, и в самом начале мне казалось это жутким, но постепенно я начала представлять, что это мои родители отвечают мне, когда воспоминания о них особенно ясные.
Я нахожу надгробие.
«Здесь покоятся Мери и Сэмюель Уиллоус».
Я опускаюсь на землю рядом с могилой и закрываю глаза. Пока я мысленно возвращаюсь в то прекрасное время, то неловко улыбаюсь, и одинокая слеза бежит по щеке.
— Горько-сладкие воспоминания. Так приятно предаться им, не так ли? — голос доносится словно из ниоткуда, и я подскакиваю на месте.
— Горько-сладкие…? Что за черт? Ты кто? — передо мной стоит какой-то тип, который хочет произвести впечатление крутого, сложив руки и самодовольно ухмыляясь.
— Корвус Рейвен, миледи. А Вас как зовут? — он изображает поклон и протягивает мне руку. У этого типа явно не все в порядке с головой. Я перекидываю рюкзак через плечо и ухожу.
— Что за манеры? Я же только спросил ваше имя.
«Идиот! Почему я вообще должна уходить? Это он должен уйти! Как ему могло прийти в голову клеить меня здесь?» — в ярости я снова поворачиваюсь к нему.
— Это какая-то твоя уловка? Флиртовать с девушками на кладбище? — он, защищаясь, поднимает ладони перед лицом, и на его голубые глаза падает несколько коротких прядей белокурых волос.
— Мне очень жаль. Я только подумал, что, возможно, тебе не помешает компания. Ты выглядела такой одинокой. Мне просто пришла в голову эта мысль.
«Ах, правда? Отпирается по всем направлениям».
— Знаешь ли, большинству людей, может быть, нравится побыть в одиночестве на кладбище. В этом собственно и весь смысл, — я наконец-то выпускаю всю свою ярость, которая накопилась. Собственно я даже радуюсь, что он появился.
— Кладбище не для мертвых. Оно для живых. Чтобы скорбеть. Скорбь в одиночестве может плохо сказаться на здоровье.
«О, Боже, чего вообще хочет этот парень?»
— Еще умные изречения остались? Или ты закончил? Просто отвали, ты жуткий, — я поворачиваюсь и ухожу. Мне же все равно, что он думает. Я просто не хочу быть рядом с ним. Но я слишком рано радуюсь, так как теперь он следует за мной.
— Я? Это я жуткий? Говорит девушка в черной одежде, черными волосами и глазами как у енота. Я же только сказал «привет».
Проклятье!
Это определенно заходит слишком далеко.
— Ты не знаешь меня! Только потому, что я люблю черное, еще не значит, что я эмо или груфти[1]. Большинство людей просто не скрываются ото всех в шкафу.
Он достал меня, но тот факт, что он продолжал просто глупо улыбаться мне, вывело меня из себя.
— И тем не менее ты прячешься в шкафу. Жуткий не обязательно значит плохой. По правде сказать, это был комплимент. Смерть тебе к лицу.
Я чувствую, как мое лицо бледнеет; я хватаю мобильник, чтобы позвонить в полицию. Но, когда снова поворачиваюсь, его уже нет. Лишь одинокое черное перо лежит у меня под ногами.
Глава 2. Лучшие друзья навсегда
— … и тогда он просто исчез! Просто так. Я имею в виду, как такое возможно? — придя домой, я сразу же позвонила Джули, чтобы рассказать ей о загадочной встрече.
— По меньшей мере, он хотя бы симпатичный? — как всегда, ничто другое её не интересует.