Шрифт:
Адатмыра: – Он уже принял. От него разит водкой, как в самом центре спиртзавода. Чёрти что, а не человечек.
Екатерина Семёновна: – Иди вон отсюда, болотная бичиха!
Вера Петровна: – Адатмыра ко мне пришла, Катя. Имею же я право общаться с тем, с кем я хочу (Лёше). Если ты не хочешь принимать лекарство, то постарайся больше не пить водку.
Лёша: – Как же не пить, бабуля! Ведь моё сердце разбито.
Адатмыра: – А есть ли у тебя сердце-то, паренёк? Там, внутри твоего холёного тела, просто… мотор. Ты здоров, как бык, и крепок, как космический мусор.
Екатерина Семёновна: – Сама ты, мусор! (садится на одно из кресел). Тебя сюда кто звал? Бабушка? Так мы этот вопрос быстро решим. Моя мама сделает так, как я захочу, как пожелает Лёша.
Вера Петровна: – Не надейся, Катерина. На сей раз, ты пролетела, как фанера над Парижем.
Лёша: – Я тоже не хочу, чтобы Адатмыра уходила (Адатмыре). Ты обиделась, что мы не оставили тебе сегодня водки? Но нам самим было мало. Всего одна бутылка.
Адатмыра: – Логика у тебя железная. Тут и не поспоришь. Разве можно неразумному существу объяснить, что оно не мыслит, а только… действует?
Екатерина Семёновна: – Ты ещё и мудрая, оказывается. Надо же!
Вера Петровна: – Как тяжело слушать грызню и участвовать в дурацких ссорах! К чему они? Всё ведь и так ясно.
Адатмыра: – Нет сомнения, что ты никогда не поделишься ни с кем последним куском хлеба. Если, конечно, он будет последним. Если хлеба вдоволь, то будешь раздавать его налево и направо.
Лёша: – Почему?
Адатмыра: – Потому, что таков по натуре своей и ещё потому, что ничего доброго не сеял, а чужих стараний тебе не жаль. Ты бываешь очень добр, но за… чужой счёт.
Екатерина Семёновна: – Я этого не вынесу! Кто из нас психолог, Адатмыра, я или ты?
Адатмыра: – Ты, конечно, непутёвая женщина. Ты – психолог. Ты – полный продукт распада последних земных ценностей. Отрыжка смрадного постмодернизма.
Екатерина Семёновна: – Что я слышу? Речь болотной бичихи… с манией величия! Да ещё и термины специальные применяет! Чудеса какие-то!
Лёша опять падает на пол, начинает шевелить руками и ногами
Лёша: – Хочу Адатмыру! Очень хочу Адатмыру!
Адатмыра: – Встань на ноги, паренёк и чётко, и честно скажи, чего ты хочешь.
Екатерина Семёновна: – Конечно, Лёша, встань и не унижайся перед кем попало.
Лёша встаёт, хитро подмигивает матери.
Вера Петровна: – Вот и славно!
Лёша: – Я хочу водки! Надо же залить душевные раны. Но сначала, бабуля, ты обещала мне девять тысяч на новую фотокамеру и ещё немного.
Екатерина Семёновна: – И мне надо срочно пять тысяч на одно очень важное дело.
Она и Лёша подсаживаются к Вере Петровне. Адатмыра встаёт и выходит из-за столика. Стоит в стороне и наблюдает за происходящим.
Вера Петровна (вытаскивает две стопки денежных ассигнаций, кладёт их перед собой): – Что ж поделаешь, надо так надо. Жаль мне вас, горемычных. Что вы будете делать без меня. Как жить станете?
Лёша: – Нормально будем жить, бабуля.
Екатерина Семёновна: – Никто нам не будет мозги конопатить. А сейчас вот – терпим. Никуда не денешься.
Вера Петровна: – Потерпите уж немного (подаёт деньги Лёше), дети мои. Тут одиннадцать тысяч. Наскребла. Купи фотоаппарат и больше не продавай и не теряй (подаёт вторую стопку копюр дочери). Ровно пять тысяч. Больше пока нет, Катя.
Екатерина Семёновна: – Ты всегда Лёше больше денег даёшь. Мне ведь тоже надо.
Вера Петровна: – Но ведь он – Лёша! Как ты не понимаешь, Катя?
Лёша крепко сжимает деньги в своей руке, собирается идти в свою комнату.
Лёша: – Надо одеться. В нормальный джинсовый костюм. А то ведь я в трусах и майке. У меня много одежды здесь.
Екатерина Семёновна: – Правильно. Тебе же за водкой бежать, Лёша.
Лёша: – Сама сбегаешь. У меня сейчас настроение гадкое.
Екатерина Семёновна: – Я разбитая и больная. Не пойду, сынок (Вере Петровне). Может быть, ты, мама сходишь? Прямо так, в тапочках и халате. По-быстрому. Нам, всего-то, две бутылки и надо. А мы тебе чай приготовим.