Мне казалось недопустимым пересечение моей прошлой и настоящей жизни, в моей голове происходил какойто сбой, и все шло не так. "Вдруг я окажусь снова там, и мне придется пройти весь этот пусть заново", – думала я.

– Ну, я тогда за машиной пойду? – спросил Миша.

– Иди!

Он нравился мне тем, что не задавал глупых ненужных вопросов – тех, что ставили бы меня в тупик, он просто делал так, как я просила, в отличие от сестры, которая иногда под кожу влезет ради удовлетворения своего любопытства, не думая при этом о чувствах других. К счастью, ее внимание в этот вечер полностью принадлежало гостям, и мне не пришлось с ней объясняться.

Миша вернулся через полчаса, за это время я успела привести себя в полную готовность к выходу, точнее, к выносу. Он переоделся в спортивную одежду и, войдя, спросил:

– Ты точно решила? Может, подумаешь до утра?

Я решительно помотала головой, после чего он взял самую большую коробку и понес к выходу. Когда комната опустела, он поднялся за мной и аккуратно загрузил на плечи, я была словно очередная коробка – хлам, который предстоит сжечь (но на это он, надеюсь, не согласился бы).

– Я знаю одно место, оно на окраине города, вдали от населенного пункта, можем поехать туда, там нас точно никто не побеспокоит, – проявил он инициативу.

Я кивнула в ответ и повернулась к окну.

– Устала?

– Нет, просто задумалась, – если честно, в этот момент мне совсем не хотелось говорить, но это было бы невежливо с моей стороны.

– Если бы ты мог изменить один день в своей жизни, какой бы ты выбрал?

– Да много таких дней, – усмехнулся он.

– А если всетаки один?

Миша задумался. Фонарные столбы проплывали мимо, заглядывая в салон узкими полосками света, и на секунду освещали лицо, а затем перемещались на потолок и исчезали, в то время как снизу уже появлялись новые. Настала тишина, лишь дорожный шум и поскрипывание переднего правого колеса при торможении разрывали ее. Я ожидала услышать новую интерпретацию тех событий в день его рождения, но то, что он сказал дальше, сильно удивило меня.

– Был один случай, – медленно начал он, не отрывая глаз от дороги. – Мне было лет десять, может, двенадцать, это было лето, и я весь день играл с друзьями во дворе. Обычно мать возвращалась с работы в половине шестого, я махал ей рукой, а потом она кричала мне из окна, чтобы я шел ужинать.

Я увидел ее еще издалека, она шла с большими тяжелыми сумками, я постарался быстрей убежать, чтобы мне не пришлось тащить эти сумки домой, вовсе не потому, что мне было лень, а изза игры. Если бы я выбыл, то потом стал бы водой, а я им уже был в этот день. Мать остановилась на углу и поставила сумки, ища меня взглядом. Но я спрятался за бойлерной и ждал, притаившись, пока она уйдет. Мама, не увидев меня, с трудом подняла тяжелые сумки и пошла домой.

– И? – спросила я, повернув голову в его сторону. – Ты бы не спрятался?

– Я бы встретил ее у магазина.

Мне стало грустно, и я даже не поинтересовалась, жива ли еще его мать. После такого откровения, в котором не было ни его друга, ни жены, я поверила, что он действительно решил измениться и отпустил эту обиду.

Когда мы приехали, Миша вытащил меня и посадил на капот машины со словами: «Вот отсюда тебе все будет видно». Это был небольшой пустырь недалеко от лесополосы, по краю которого пролегали горы мусора, свозившегося с городских помоек. Я устроилась поудобнее и стала руководить.

– Отнеси коробки вон туда, – указывала я пальцем, поскольку хотела, чтобы все было помоему, это ведь мои похороны, а не чьито.

Устраивать собственные похороны очень волнующе, хочется, чтобы все было красиво и правильно. Миша исполнял все мои указания безукоснительно.

– Поджигай! – скомандовала я, когда все было готово.

Пламя медленно поползло вверх по картону и уже через минуту охватило весь груз, ветер раззадоривал его и растворял черный едкий дым в густом прохладном воздухе – моя жизнь полыхала красносиним пламенем, глотая все ее прожитые и непрожитые моменты, оставшиеся позади. Вместе с моими коробками сгорело все – мои друзья, мои сны, мои воспоминания, мечты и желания и даже мое имя. С этого дня я назвала себя именем Лесма – это латышское имя, означающее "огонь, который поглотил все". Я узнала его из книги, забытой в прикроватной тумбочке в больнице кемто, кто лежал на этом месте до меня. Рассказ был очень грустным, но жизненным и правдивым: трагедия случилась с девочкой, которая сгорела в пожаре, закрыв своим телом любимого маленького брата.

Была однаединственная вещь из моего прошлого, не сгоревшая в ту ночь, – это медальон, висевший у меня на шее. Время от времени я доставала его изпод одежды и потирала пальцами с обеих сторон, в тот момент, когда думала о нем, о человеке, которого я знаю и которого, к сожалению, в моей жизни никогда не будет.

Миша стоял рядом, глядя на огонь, и думал о чемто своем – каждый человек, глядя на огонь, думает о своем, самом сокровенном, вне зависимости от того, что там горит…»