– Хорошо.

– Вы напугали его. Это потрясающе.

– При правильных обстоятельствах я могу быть убедительным.

– В это я верю.

Сорен открыл глаза и посмотрел на нее.

– Как ты держишься, Элеонор? Должно быть, тебе тяжело.

Она пожала плечами. На самом деле, она не задумывалась о своих чувствах.

– Я в бешенстве, - призналась она.
– Джордан не заслужила такого отношения. Она девственница. Она милая. Она хорошая. Она слишком хорошая.

– Элеонор, даже если Джордан была бы сексуально активной и грубой, она бы по-прежнему не заслуживала этого.

– Верно. Я просто хочу, чтобы на ее месте была я, а не...

– Элеонор, если бы на ее месте была ты, тренер Кокс не бросил бы работу. Он перестал бы дышать.

Элеонор смотрела на свечу, пока в нее проникали слова Сорена. С их первого разговора, когда он назвал свое настоящее имя, Элеонор ощущала какую-то глубокую связь с ним. Он руководил ее общественными работами, он служил пастором и священником, но это ничего не значило. Даже в большей степени, чем Джордан, Сорен стал ее лучшим другом. Никому в мире она не доверяла больше, чем ему. Даже родителям. Особенно родителям. Ради Джордан, совершенно незнакомой девушки, он запугал самого популярного учителя в школе, вплоть до увольнения. Но что, если это ее...

– Вам было трудно?
– наконец спросила она.
– Устроить разнос тренеру Коксу?

Сорен взял спичку, зажег ее и поджег свечу.

– Трудно? Нет. На самом деле, мне понравилось. Наверное, слишком. Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Подумала, вам было трудно. Или, по крайней мере, неловко, - объяснила она, не понимая, о чем говорит. Только она не знала, о чем говорит, и сказала, что понимала, поскольку Сорен ждал от нее этого.
– Потому что вы влюблены в меня.

Сорен посмотрел на нее с искренним удивлением в глазах. Она не была уверена, видела ли когда-либо его лицо таким. Ей даже понравилось.

– Элеонор, ты опаснее террористов-смертников из Сектора Газа.

Покачав головой, он отошел от Девы Марии и направился в кабинет. Она бежала за ним, пытаясь не отставать из-за его раздражающе широких шагов.

– Это «да»?
– спросила она, когда они дошли до кабинета. Он остановился на пороге и посмотрел на нее.

– Мне давно нравились цистерианские монахи. Может, знаешь Траппистский орден, соблюдающий обет молчания. Подумываю присоединиться к ним.

И он захлопнул дверь перед ее носом.

– Я приму это как «да», - прокричала она у двери.

И следующие две недели Элеонор не могла перестать улыбаться.

Конец