Вместо ответа этот оберст дико вытаращился на него. Слишком неожиданным был для него поворот разговора. Поручик, видя непонимание, пожал плечами и полез за штык-ножом. Тем самым, которым убил постового. Кровь с лезвия, разумеется, вытирать было некогда. Поэтому клинок приковал самое пристальное внимание немца.

– Первый вопрос, - произнес Максим. – Где ночуют генералы Гинденбург и Людендорф?

– Я… - начал было оберст повторяться, но поручик прервал его, ударив без замаха в челюсть. Причем рукоятка штык-ножа усиливала удар, выступая в роли импровизированного кастета. Однако поваляться офицеру не удалось – солдаты подняли.

– Извините, я перебил вас, - невозмутимо произнес поручик, смотря холодным и жестким взглядом на оберста. – Я слушаю вас.

– Можете меня сразу убить, - процедил офицер. – Я ничего не скажу.

– Сразу убить – это слишком быстро. Я вообще вас убивать не хочу. Отрежу конечности. Прижгу артерии. И позволю жить долгие годы, наслаждаясь чувством собственного бессилия.

Оберст дернулся, вспыхнув. Но солдаты крепко держали его. Так что он только глазами сверкнул и зубами заскрипел.

Подошел Хоботов.

– Максим Федорович.

– Слушаю вас.

– Он ничего не скажет. Вы позволите? Я посмотрю документы в комендатуре. У них наверняка хватает записей о размещение генералов. Они же туда наряды выставляют, автомобили высылают. И уже не первый день.

– Возьмите двух солдат и действуйте. Мы комендатуру зачистили, но, мало ли?

– Есть, взять двух солдат и действовать! – Козырнув повеселевший Хоботов. Ему понравилось, что его инициатива нашла отклик. Ну и то, что от кровавой пытки избавил полковника германской армии.

– Сапрыкин!

– Я!

– Этого связать, заткнуть рот кляпом и бросить в комнате охраны.

– Есть! – Козырнул ефрейтор, повторив приказ и начав действовать.

А Максим прошелся по расставленным Васковым постам, едва сдерживая свою нервозность. Импровизация пошла наперекосяк. И это напрягало. Он ведь не ожидал напороться на принципиального немца. Хотя прекрасно знал, что германское офицерство времен Первой Мировой войны было очень крепким в моральном плане. Не в пример лучше унтеров и тем более рядовых. Конечно, под пытками оберст все бы рассказал. Не бывает людей, которые под пытками не рассказывают то, что нужно. Но за всеми этими делами в именье у поручика как-то из головы вылетел важный психологический фактор.

Устал он. Очень устал. Да еще и эта Марта…

Видимо у него начинался откат.

Попав в непривычную, опасную и агрессивную среду, Максим собрался и начал действовать предельно жестко и прагматично. Его желания были просты и очевидны. Как и цели. Но постоянно бегать под пулями – чревато. Привыкаешь. Теряешь бдительность. Каким бы опытным ни был. Нужен отдых. Тем более ему. С его посттравматическим синдромом, полученным после контузии в «горячей точке» еще там… в XXI веке.

Хуже того. На поручика давило чудовищным гнетом и то, что как такового тыла лично у него не мелось. Он ведь в этом мире везде чужой. У него всюду поле боя. И в Российской Империи, и в других местах. Во всяком случае именно так он считал. Из-за чего получался невероятно сильный прессинг. Который слишком быстро и жестко сминал его психику, формируя привыкание к опасности.

Сейчас же к Максиму пришло осознание той критически важной проблемы, вставшей перед ним в полный рост. Из-за чего он немало разволновался. Ведь героически умереть в бою проще всего. Но ему не хотелось для себя такой судьбы. Да и для своих бойцов тоже. Поэтому он и стал дергаться…

Время бежало нестерпимо медленно.

Стремясь себя чем-то занять и отвлечь, он обратил внимание на автомобили, стоящие возле комендатуры. Отличные четырехтонные Даймлеры той же модели и года, что и у него. Одни из лучших в Германии в те годы. Вот их-то поручик и начал оприходовать. Ведь водители запасные у него имелись, а народу для двух грузовиков стало слишком много. Заодно и запасы бензина требовалось пополнить везде. Кто его знает, сколько им мотаться еще по дорогам?

Легковые авто Максим тоже решил прихватить. За «баранку» одного посадили немца-добровольца из некогда пленных водителей. А во второй загрузили того самого Синичкина, что на Форде Т ездил. Его он собирался на буксир взять, и требовался кто-то, способный вовремя подруливать и притормаживать. Доверять полноценное управление он ему не решился. Слишком мало опыта и навыков. Это не Форд Т. Тут все было заметно сложнее. Но вот так – корректировать движение – вполне мог справиться.

Завершив возиться с новым «уловом», Максим понял, что пролетело целых полчаса. А Хоботова все еще не было. Поэтому прошипев себе под нос нечто невразумительно матерное, он ринулся выбивать сведения из того германского полковника. Ну, то есть, оберста. Но уже у дверей комендатуры столкнулся нос к носу с Львом Евгеньевичем.

– Нашел, - коротко произнес тот, отвечая на молчаливый вопрос командира.

– Далеко?

– Нет. Тут совсем недалеко.

– Что это твои тащат? – Спросил Максим, кивнув на двух взмокших солдат за спиной прапорщика.

– Сейф.

– О! – Оживился поручик.
– Ключей нет?

– Увы. Наверное, у кого из генералов.

– А кассу удалось обнаружить?

– Полагаю, что она внутри. Два солдата этот железный шкаф еле волочат.