И он принялся целовать ее.

Это оказалось совсем не таким волнующим, как с Лайамом, но тогда ей пришлось ждать очень долго, пока оно наконец случилось. Но, в общем, это было приятно, и так хорошо было снова ощутить себя желанной.

Если бы Ройбен спросил, не хочет ли она отправиться с ним в постель, она ответила бы «нет». Но он не спросил, он не убеждал ее, он просто встал, взял ее за руку и повел наверх. В спальне, пока он раздевался, она едва не поддалась мгновенному порыву и не убежала. От него пахло потом, под джинсами у него не оказалось ни кальсон, ни трусов, кроссовки он носил на босу ногу, и это произвело на нее отталкивающее впечатление, да и тело у него было белым и костлявым. Но она поняла, что медлила слишком долго, потому что внезапно Ройбен снова принялся целовать ее и так быстро снимать с нее одежду, что отступать было поздно.

Но какими бы ни были ее предубеждения против него, стоило ей оказаться с Ройбеном в постели, как она мгновенно рассталась с ними. Она не поняла, произошло ли это потому, что у нее долго не было мужчины, или потому, что он оказался умелым любовником, но она в блаженной невесомости воспарила к небесам, где главным для нее стало то, что она испытывала здесь и сейчас.

Между делом он обронил, что подвергает ее «сексуальному исцелению», и она едва не рассмеялась вслух, так это напомнило ей название старой популярной песенки. Но Ройбен вовсе не шутил, он действительно имел в виду то, что сказал, и это, похоже, на самом деле исцелило ее.

Он оставался с ней в течение нескольких дней, прожужжав ей все уши о том, чем они займутся вместе в Уэльсе. Они будут подолгу гулять по восхитительным окрестностям, вместе ухаживать за садом, слушать музыку и вести цельную и полнокровную жизнь. Он сказал, что хочет, чтобы она зачала от него ребенка.

* * *

— Я действительно решила, что это навсегда, — призналась Сюзанна Стивену, и по щеке ее скользнула одинокая слезинка. — Мне действительно захотелось иметь все то, что я увидела в Уэльсе: хороших друзей, каждый вечер ужинающих за общим столом, работу, которая делается на общее благо, когда вся горечь прошлого исчезает под натиском новой жизни. Ройбену вовсе не нужно было обещать мне вечную любовь и говорить, что у нас должен быть ребенок, чтобы заманить меня туда. Наверное, я сама бы в любом случае поехала в Уэльс.

Стивен почувствовал прилив симпатии к ней и одновременно отвращение к мужчине, который посмел покушаться на столь уязвимое создание.

— Скажите мне, Сюзанна, вы видели, как продавали ваши вещи до того, как вы отправились в Уэльс?

Она покачала головой.

— Ройбен сказал мне, что я могу взять собой только один чемодан с вещами, и все. Он сказал, что еще я могу прихватить парочку дорогих моему сердцу вещичек и что он позаботится обо всем остальном. Он уверял, что хочет уберечь меня от всей этой боли.

— Револьвер вашего отца был одной из этих вещичек?

— Да. — Она выглядела смущенной и озадаченной. — Не представляю, почему мне захотелось сохранить его. Полагаю, все дело было в добрых воспоминаниях о том времени, когда мы с отцом ходили на охоту. Еще у меня остались альбом с фотографиями Аннабель и пара колец, принадлежавших моей матери.

— Расскажите мне о коммуне, — попросил Стивен.

— Это было старое, беспорядочно застроенное поместье, примостившееся на склоне, на много миль от какого-нибудь жилья. Там были сараи, где мы мастерили свои поделки, и пара комнат над старой конюшней.

— Сколько там было людей?

— Двенадцать, не считая нас с Ройбеном: две пары, четверо мужчин холостяков и шестеро женщин. Младшей, Меган, исполнилось всего двадцать два, Ройбен был старше всех. Остальные, в основном, были моложе меня — едва за тридцать. Все работы, начиная от стирки и готовки до работы в огороде, мы выполняли по очереди. Если кто-то был занят в мастерской, то другой убирал комнаты или готовил еду. От некоторых обязанностей можно было отказаться, если у вас хорошо получалось что-то другое. Меган, например, оказалась выдающейся художницей, но была совершенно беспомощна в готовке и уборке, так что она целыми днями только и делала, что рисовала. Один из мужчин, Джастин, был вообще мастером на все руки, вот он и занимался ремонтом, мелкой починкой и всяким таким.

— А как насчет вас?

Она скривилась.

— Ну, это стало яблоком раздора. Я хотела работать снаружи, в саду, в огороде, в мастерских, но как раз потому, что у меня хорошо получалось готовить и убирать, от меня ожидали, что именно этим я и буду заниматься. Работа эта была очень утомительной и нудной, денег на питание отводилось очень мало, и еда не отличалась особенным разнообразием.

— А как у вас было с Ройбеном? Вы любили его?

По лицу ее скользнула гримаса боли.

— Не думаю, что сперва я испытывала к нему какое-то чувство, скорее это была благодарность за то, что он бросил мне спасательный круг. Но мало-помалу я полюбила его, потому что все получилось так, как он и говорил. Я была его женщиной, я чувствовала себя в безопасности, я была счастлива, и мы много времени проводили вместе, вдвоем. Разумеется, я не могла забыть Аннабель, это отзывалось где-то внутри меня постоянной, непреходящей тупой болью.

— А как другие? Вы ладили с ними?

— Сначала я решила, что они просто замечательные люди, — Сюзанна улыбнулась. — Казалось, все они, включая совсем еще юную Меган, знают обо всем намного больше меня. По вечерам я просто сидела и слушала, как они говорят о местах, где побывали, о вещах, которые они делали. Но спустя какое-время они начали повторяться, иногда у меня возникало ощущение, что они лгут, и у каждого из них нашлась масса собственных «пунктиков» и заскоков. Шеннон, одна из женщин, которая была немного моложе меня, все время рассказывала о том, как отец насиловал ее, когда она была ребенком. Но потом выяснилось, что она жила в выдуманном мире. Ее воспитали и вырастили бабушка с теткой. Никакого отца у нее не было.