— Ага, — Араши сделала глубокий вдох и, подхватив кусочек имбиря, сунула его в рот, скривилась, но не выплюнула. — Потому отцу и носили… мастера никто не обманет, а они… они делать умеют, а продавать нет.

Чудесно.

Что ж, нам определенно будет, о чем переговорить с нашими гостями, когда те отвлекутся от забора.

…осень окрасила наш заброшенный сад багрянцем. Слегка мазнула золотой кистью по листве и отступила, позволив людям любоваться делом рук своих.

Неторопливо текла вода, тревожила редкие лодочки листьев. Блестели камни на глубине, и тонкие зеленые нити водорослей протянулись по дну. Ни дать, ни взять — пряжа…

…низкий столик.

И деревянные сандалии становятся в ряд.

Кэед занимает место по правую руку мою. Она приходит рано, пока нет никого, кто бы увидел, до чего неловки нелепы ее крошечные шаги. Она научилась держать лицо и улыбаться, скрывая боль. Стоять, шатаясь, словно ивовый прут на ветру…

Она надела темно-лиловое кимоно, и надо сказать, что цвет его подчеркивает белизну кожи.

Араши в зеленом.

Она любопытна, но изо всех сил скрывает это любопытство. И пританцовывает, мечется с террасы в дом и обратно, якобы за тем, чтобы проверить, все ли готово.

Все.

Юкико, решившись ненадолго покинуть свое заточение, расстилает бамбуковые коврики, расписанные охрой. Рисунок простой, но не примитивный. И на каждом — собственный.

Она выставляет плоские деревянные тарелки.

И легким прикосновением руки поправляет мой несколько растрепавшийся букет.

…а Иоко владела искусством сочетания цветов.

Я знаю, что скоро Юкико исчезнет. Она не уйдет далеко, спрячется за тонкой перегородкой и будет прислушиваться к разговору, отчаянно боясь пропустить каждое слово. И быть может, станет шептать ответы.

Или качать головой на резкости Араши.

А та будет резка и воинственна, пытаясь доказать свое право носить мужской наряд…

…Шину и Мацухито уже поставили жаровню, в которую насыпали до краев красных крупных углей. И поставили сковороду с толстыми стенками. Снаружи ее покрывает толстая шуба окалины, но внутри сковорода сияет. Шину строго следит за оставшейся нашей посудой…

…пахнет рисом.

И еще мясом.

Чем-то одновременно острым и сладким…

…Юкико приносит миску с водой и стопку полотенец… и да, исчезает, едва заслышав шаги чужаков.

— Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами обед, — я встречаю их поклоном, как подобает хозяйке, и тело движется само. Оно, тело, лучше знает местные обряды.

Пускай.

— Это большая честь для нас, госпожа, — Хельги тоже кланяется, и мальчишка следом за ним. Видно, что ему непривычны поклоны и разгибается он быстро.

И стол окинув взглядом, морщится.

Усаживается.

И оказывается рядом с Кэед, которая подает ему чашу с водой. Розовые лепестки и капля цветочной эссенции? Я чую запах, и тьеринг, кажется, тоже…

Уши его вспыхивают.

Он засовывает в воду обе руки, пытаясь мыть их привычным способом, но вместо этого лишь выплескивает воду на Кэед.

— Из-свинить! — его уши горят огнем.

А Кэед молча подает полотенце. Ей не нужно слов, чтобы выразить неодобрение. И похоже, мальчик перестал быть завидной партией…

Хельги более осторожен.

И на Шину смотрит пристально, а она, то ли преодолев скромность, то ли и вправду подумав над словами Кэед, отвечает взглядом на взгляд.

…обед.

Обед молчалив. И церемониален настолько, чтобы скрыть общую неловкость. Тьеринги орудуют палочками, старший легко, а Норгрим с трудом…

— Не так их держишь, — Араши первой не выдержала тишины. — Вот, смотри, как надо…

Она поворачивает руку, а потом и вовсе подвигается ближе, пожалуй, слишком уж близко, чтобы это можно было счесть приличным.

— Держи… и осторожно. Тут привычка нужна.

— С-спасибо…

— А я по-вашему говорить умею, — и она произносит пару слов, от которых Норгрим краснеет особенно густо. Что ж, полагаю, это было не пожелание приятного аппетита.

Хельги хмыкает.

А Шину укоризненно качает головой. Поняла? Догадалась? Впрочем, если торговцы давно вели дела с тьерингами, то худо-бедно их наречие Шину изучила бы…

— Эт-то… н-не хороший слова, — наконец, к Норгриму возвращается дар речи. — Их не говорить. Женщин. Мужчин… тоже не говорить. Лучше.

— Да? А меня уверили… не важно, — Араши задумалась, впрочем, надолго ее не хватило. — А ты в море выходил? Далеко? Ходил уже на зверя? У тебя есть кость? Я умею резать по кости, меня учили. Я хорошо училась, только здесь негде взять, а камень — уже не то…