Шрифт:
Протяжный стон — это Шину идет на кухню. А вот шаги Мацухито, которая привычно разводит камин, не слышны. Дому не удалось подобрать для нее голос. Впрочем, это и не нужно, у дома есть иные способы.
Скрежет железа — Мацухито сдвигает решетку.
Она соскребает остатки залы с каменных внутренностей, и работает спокойно, видно, что дело ей привычно. Дом ждет.
…стук входной двери.
Это уже исиго, он сперва проверяет защиту, которую повесил на забор, и только тогда возвращается на кухню. Он берет ведра и направляется к колодцу. Возвращается.
И вновь идет.
Его никто не просил о помощи. Сама мысль эта внушает моим женщинам первобытный ужас, но… он приносит воду, не выливать же ее?
…сперва они хотели. И мне пришлось выйти, осадить Шину, которая сквозь зубы пыталась убедить Мацухито, что колдовскую воду пользовать не стоит.
Вода — она только вода…
Я попробовала ее, ледяную, слегка отдающую камнем — по утрам чувства обострялись — и осталась собой. Не превратилась ни в духа-тэнгу, ни в призрака, не упала к ногам бездыханным телом…
…Шину это не слишком убедило. Я знаю, что она не просто долго кипятила воду — куда дольше, чем нужно было — но и опускала в нее ветку омелы. Похлебке омела не мешала, а что до остального — пускай…
— Доброе утро, — я присаживалась рядом.
— Доброе, — отвечал исиго.
И ветерок трогал цветные перышки в темных его волосах. Узор из перьев всякий раз был иным.
Мы пили чай.
Утренний. Заваренный — о ужас и попирание древних традиций — мною же и на скорую руку. Мы пили его молча, разглядывая террасу и думая каждый о своем.
— Сегодня она мне улыбнулась, — исиго держал чашку в щепоти, и это тоже было неправильно, но никто в доме, даже Кэед, не рисковал указать ему на нарушение правил.
Боялись?
Или понимали, что он прекрасно осведомлен о всех этапах церемонии, просто… не считает нужным соблюдать чужие правила? Или вообще устал от правил?
— Юкико? У нее ведь срок скоро… вас не смущает?
— Дитя будет одаренным, — колдун подогревал свой чай прямо в ладони, а у меня так не получалось. — Это хорошо… я бы принял его в свой дом… не факт, что у меня появятся собственные дети, а тут…
…целый уже готовый к использованию младенец.
— Скажите ей… и подарите что-нибудь для ребенка, а то ведь…
…мы все здесь старательно обходим тему грядущих родов. Несчастное дитя рискует начать жизнь прямо на циновке.
Исиго кивнул.
И отставил чашку.
— Сосредоточьтесь, — попросил он. — Сегодня должно получиться.
Он говорил это каждый день, а я делала вид, что верю.
Почему бы и нет?
Сила… на что это похоже? На поиски истины в черном кубе. Только куб внутри себя самой, а истина ускользает. Главное, что я продолжаю ощущать силу, я знаю, что она есть, где-то там, но… она проходит, что песок сквозь пальцы.
Или вода.
Вода журчит. Мой пруд не замерзает, да и тепло… относительно. Не стоит отвлекаться… сила, она не любит делиться моим вниманием. Ну же…
— Ты пытаешься ее подчинить, — колдун спокоен. Он держит на ладони серебристый лист клена, который постепенно покрывается корочкой льда. И лед этот рождается на кончиках смуглых пальцев. — А надо просто почувствовать. Поверить… она есть.
Есть.
Знаю.
Только… не получается. Снова. И я злюсь. Злость — разноцветные искры, из которых разгораются клубки пламени. Но оно упрямо держится во мне, не спеша переродиться в искру. И толстая свеча, что уже который день подряд стоит на медном подсвечнике, так и остается незажженной.
— Меньше мыслей, — колдун закрывает глаза. — Не думай, а чувствуй… для женщины ты вообще как-то слишком много думаешь.
И это было отнюдь не комплиментом.
…как ни странно, но именно я первой ощутила перемену.
Будто… камень в ледяную воду бросили, в ту, что уже начала сгущаться, стянутая незримыми нитями рождающегося льда, но еще не обрела настоящую крепость. И камень она проглотила легко, не породив при том тревожной волны.
Он ушел.
Исчез.
И все-таки… я вздрогнула.
Как-то…
— Что-то не то, — задумчиво произнес колдун, поднимаясь. Как у него получалось так? Вот сидел, и вот уже плавно перетек на ноги. И обындевевший лист вспыхнул, а серые хлопья пепла подхватил ветер.
…камень — не камень.
Что-то иное, что увязло, пусть не в воде, но в ограде. И это иное не привыкло к препятствиям. Его ярость полыхала так ярко, что я вдруг увидела ее.
Его.
Зверя?
Пожалуй или… нет, все-таки зверь, пусть и было в искореженной его фигуре что-то донельзя человекоподобное.