Мне было приказано передать Фрэнсис, что если она «сольет его», он «сольет ее мамочку». Если трепотня Фрэнсис доведет его до приговора за убийство Кора, он скажет, что заказчиком была Соня, и лишит ее матери.

– Вот так ей и скажи. В следующий раз будет соображать, что делает.

Но он еще не закончил. Разумеется, виновата в том, что сказала Фрэнсис, Соня, и она должна за это ответить.

– Мне плевать на смотрины, но не надо так со мной разговаривать, я же не гребаный дебил. Ты же знаешь, что бывает, Ас: я могу разозлиться. А когда я зол, от меня хорошего не жди, придется отвечать.

От его намеков мне стало не по себе. «Я могу разозлиться. Когда я зол, хорошего не жди…»

Звучит по-детски, как будто это малыш четырех лет, не умеющий контролировать свои чувства. Он разозлился и теперь считает тебя бякой. Имитируя детский уровень эмоционального развития, Вим строит из себя маленькую вредину. Однако в его словах нет ничего милого и детского, а он – отнюдь не безобидное дитя. Он – убийца.

Он знает об этом, и мы знаем об этом, и это знание придает его словам совершенно другую окраску. Мы понимаем, о каких последствиях идет речь, в подробных разъяснениях с его стороны нет необходимости.

За угрозой следует вымогательство. Он преподносит его в виде доброго совета умудренного опытом мужчины своей юной сестре.

– Ты же знаешь, Ас, это дело добровольное. А если добрая воля отсутствует, то, делать нечего, у нее ничего не осталось и прав никаких нет. Вопрос чисто доброй воли, и надо отнестись к этому уважительно. А если нет – и прав ни на что нет.

Должна признать, он мастер слова. Он может сказать все, не сказав ничего конкретного. Он вымогает деньги, ни разу не упомянув об этом. Его слова можно понять и интерпретировать, только зная, кто он и что он. Сейчас он говорит, что это он решает, получит ли Соня авторские отчисления за фильм «Похищение Альфреда Хайнекена». Фильм сняли по книге Питера де Вриса, в основу которой легли его беседы с Кором.

Она их получит только с его разрешения. Он – воплощение доброй воли.

Она должна делать все, что он захочет, и так, как он этого хочет. А если нет, то не получит его разрешения и станет жертвой.

Его жертвой.

Это общее правило, распространяющееся на всех, у кого Вим вымогает деньги.

– Понимаешь, Ас, пусть они не считают себя особо умными, не думают, что можно меня обижать. Они ведь доиграются, я приму меры, и с ними будет то же, что и со всеми остальными. Потому что нельзя себя так вести.

«Приму меры. Будет то же, что и с остальными». Слова резанули прямо по сердцу. Слова, говорящие о его прошлых делах, о нашей общей истории, о Коре.

Это значило: я не оставлю их в покое, мне плевать, что они члены семьи, с которыми я живу всю жизнь; по мне, они не отличаются от всех остальных; они знают, что с ними будет – их ликвидируют точно так же, как ликвидировали Кора и всех, кто вставал у меня на пути.

Вот что он говорит, и предполагается, что я донесу это до Фрэнсис. Это послание содержит и признание в убийстве ее отца, и смертельную угрозу ее маме и ей самой. А чтобы сделать его еще более убедительным, он говорит это в момент, когда молодая женщина наиболее остро чувствует свою уязвимость – сразу после родов.

Я просто рассвирепела. Вим чужд каким-либо эмоциям, все ходы его игры прекрасно рассчитаны. Чтобы предотвратить его вопрос о месте жительства Фрэнсис, я заявила:

– Не беспокойся, я прямо сейчас ей все передам.

Мы никогда не сообщали ему адрес Фрэнсис и делали все, чтобы он его не узнал. Если он знает, где ты живешь, не сомневайся – он в любой момент организует тебе кошмар с доставкой на дом.

Он окажется на пороге в самый неподходящий момент и начнет орать на тебя через дверь. Он как следует припугнет любопытствующих соседей, и ему совершенно наплевать на социальные приличия.

Чтобы вывести из-под удара остальных, я взяла на себя функцию посредника. Не самое приятное занятие, но это лучше, чем если бы Вим оказался на пороге дома Фрэнсис.

– Пока, – сказала я и прыгнула в машину, пока он не поинтересовался ее адресом.

Из машины я позвонила Фрэнсис сказать, что сейчас «заскочу».

Этого было достаточно, чтобы она встретила меня на лестничной площадке с ужасом в глазах. Она знала, что я «заскакиваю», только если что-то случается. А все, что случалось, всегда было связано с Вимом.

– Что такое? – спросила Фрэнсис, бледнея. Соня, которая была у нее, тоже вышла на площадку.

– Его напрягает то, что ты якобы говоришь по поводу Кора.

Фрэнсис сразу поняла, о чем я, ведь мы уже обсуждали это раньше.

– Мне велено передать тебе впредь не говорить ничего подобного.

Девушка запаниковала.

– Ас, я ни слова никому не скажу, правда. Можешь сказать ему, что я не вообще про него не говорю? Что ему теперь нужно? Мы с Норой?

Мысль о том, что он считает ее предательницей, внушила Фрэнсис неподдельный ужас. Она испугалась за своего ребенка. Соня стояла рядом, оторопев от угрозы, направленной на ее дочь.