– … обещал мне рабов, человечек! А мы тут сидим на этом забытом Хашутом камне, и ничего не делаем!

– Терпение, Зумара, - сказал Стирбьорн, отмахиваясь от слов разъяренного гнома.
– Когда ведьма родит мне сына, мы снова вторгнемся в земли южан.

– Ты лжешь, человечек, - заявил Зумара, поставив ногу на помост. Боевые псы Стирбьорна сразу же вскочили, оскалив зубы и зарычав на гнома. Зумара, ничуть не испугавшись, зарычал в ответ на них, хотя подходить ближе не стал. Стирбьорн прикрикнул на псов, и они тут же сели обратно, не отрывая взгляда от гнома.

– Когда эта сука наконец ощенится, ты наверняка поспешишь обратно в земли скелингов, - сказал гном.
– Но если ты не исполнишь своего обещания, я наберу себе рабов из твоего народа, и начну с твоих дочерей.

Фрайгерд и Рефна, стоявшие по обе стороны трона своего отца, ощетинились. Рефна схватилась за меч, ее лицо исказилось от ярости. Гном был ростом вполовину ниже светловолосой воительницы, но весил раза в три больше нее. Хмыкнув, он потянулся за своим двусторонним топором.

– Позволь мне вырвать его сердце и принести его в жертву Кхарнату, отец!
– сказал Рефна.

Стирбьорн поднял руку, чтобы предотвратить возможное насилие, и весело посмотрел на гнома.

– Только дурак стал бы оскорблять женщину скелингов, Зумара, - сказал он.
– Их ярость куда смертоноснее, чем даже у мужчин.

– А тот, кто думает, что может обмануть дави, тот мертвый дурак, - прорычал гном.

Бьярки сидел, скрестив ноги, у подножия трона Стирбьорна, прислушивался к разговорам вокруг и, опустив голову, улыбался про себя. В действительности он был согласен с заявлением гнома: Стирбьорн слишком размяк. Провидец полагал, что ярл скелингов останется в Бретонии после великой победы на вороньих полях и пройдет путем разрушения по его родине, столь ненавистной ему. Бьярки жаждал участвовать в этой резне, в истреблении людей, которые тогда отвернулись от него. Он так давно мечтал вернуться в поместье своего отца и убить там всех. И он не ожидал, что ярл, словно испуганный ребенок, спрячется здесь, на этом острове, чтобы его сын родился в безопасном месте, не позволяя тем самым сбыться кровавым мечтам Бьярки.

– Твой сын должен быть рожден в окружении смерти!
– возражал Бьярки Стирбьорну в первый день после победы.
– Первым звуком, который он услышит, должен стать шум боя! Вопли умирающих, рев победителей, лязг стали, разрубающей плоть!

Стирбьорн схватил его за горло, лицо ярла вспыхнуло гневом, глаза сверкнули.

– Кто здесь ярл? Помни свое место, Маленький Медведь.

Стирбьорн оттолкнул его. Бьярки поморщился, потрогав синяки вокруг шеи. Он не привык к такому обращению. Каким бы жилистым и мускулистым он ни был, по сравнению с могучими скелингами он выглядел тощим и маленьким. А Стирбьорн был крупнее, чем любой из его избранных хускарлов. Однако лишь немногие из скелингов осмелились бы навлечь на себя гнев богов, применив насилие к их избранному провидцу.

Прежде чем Бьярки смог прохрипеть проклятие, Стирбьорн указал на него толстым пальцем.

– Не возражай мне в этом, Бьярки, - предупредил его ярл опасным голосом.
– Ты мне как сын, но я не буду рисковать моим родным сыном, оставаясь здесь, в чужой стране.

Бьярки знал, что многие из скелингов были недовольны решением ярла покинуть страну южан. Он слышал шепот недовольства среди вассальных вождей, служивших Стирбьорну. И когда после рождения сына ярл объявит о возвращении в Норску, провидец вовсе не удивится, если Стирбьорну будет брошен вызов, и ему придется сражаться, чтобы сохранить власть, которую он так успешно удерживал последние несколько десятилетий.

Бьярки оторвался от этих размышлений, внезапно почувствовав, что магические руны, сковывавшие ведьму Хегтесс, разрушены.

– Ведьма!
– закричал он, вскочив на ноги и прерывая спор Зумары со скелингами.
– Она освободилась!

Стирбьорн мгновенно вскочил с трона и схватил свои топоры Гарм и Горм.

– За мной!
– взревел он, и его оглушительный голос разнесся по оскверненному храму.

Все замерли, молодой скальд замолчал на полуслове, даже буйный бородатый хускарл, державший за шиворот очередного противника и готовившийся проломить ему голову, остановился.

Сметая всех со своего пути, ярл помчался к боковой двери, ведущей во двор храма, за ним бежали его боевые псы. Бьярки бросился вдогонку за своим ярлом, за ним устремились дочери Стирбьорна, а секунду спустя - и все воины, присутствовавшие в храме, выхватив мечи и топоры.

Казалось, будто ледяные клинки вонзились в его плоть, и Калар задыхался от боли, чувствуя, как они проникают все глубже, к его сердцу. За всю свою жизнь он не чувствовал такой страшной боли, и его глаза едва не выскочили из орбит, когда он попытался сосредоточить взгляд на лице призрачного существа перед ним.

Оно было не более реальным, чем тень, и Калар мог смотреть прямо сквозь него, хотя в нем можно было смутно различить подобие странного, лишенного черт лица. Оно повернуло голову и склонилось к Калару, внимательно глядя на него, словно проявляя любопытство к боли, которую оно же причиняло. Калар застонал от невыносимой боли, когда эфирные когти существа окружили его сердце. Он знал, что оно может убить его в любой момент; все, что нужно было сделать - сжать призрачную руку, и сердце Калара лопнет, как дыня под ударом молота.