Шрифт:
– Проклятый старик, научился от здешней нечисти предвещать смерть! – раздавались грубые выкрики. – Укоротить ему язык! А до того – пусть скажет, где припрятал горшок с монетами! Наверняка делился с нами не всем, что находил при своих постояльцах!
Старый Торок, поняв, что рассердил грабителей всерьез, согнулся в три погибели и приник к ногам главаря, визгливо прося прощения. Господин Глаас, выждав пару минут, приказал своим ребятам утихнуть.
– Если я до сих пор жив, Торок, - произнес он веско, - то только потому, что жадность никогда не застит мне глаза, в отличие от тебя. Ты так желаешь получить от меня до зимы хотя бы еще пару-тройку монет, что не чуешь беды, стоящей у порога.
– О какой беде вы толкуете, мастер Глаас? – заискивающе спросил Торок. – Духи нынче беснуются, и ночные плакальщицы воют громче обычного, но мало ли что взбредет в ум нечистой силе?..
– Нечистая сила не тревожится попусту, - ответил на это Глаас, помрачнев из-за какого-то воспоминания. – Ты видел, какая туча стояла сегодня днем над Урраским холмом, где Троепалая сосна? Это было колдовство – уж мне ли не догадаться… В наших местах еще свежа память о проделках королевы-ведьмы. Дед рассказывал мне, как она насылала страшные грозы на врага, и, провалиться мне на этом самом месте, сегодня кто-то вновь наколдовал такую грозу!
– Мало ли какая непогода случается, мастер Глаас… - опасливо, но упрямо возразил старик. – В наших краях иной раз дождь сменяется солнцем по три раза на день…
– Твои кости еще крепки, хоть ты и кряхтишь, точно вот-вот помрешь, - еще более мрачно ответил Глаас. – Отправляйся завтра с утра к Лигарскому ущелью и посмотри на южный склон! Нынче там прошел дождь, но, пожалуй, такого дождя ты еще не видал. Все усеяно мертвым вороньем. И не говори мне, что это случайность. Столько падали с неба без колдовства нипочем не просыплется!
Его рассказ был подтвержден возгласами разбойников, в которых за напускной бравадой слышалась тревога: хоть они и привыкли к здешним диким краям, однако обострившееся чутье верно подсказало им, что нынешние страшные чудеса предвещают наступление темных времен.
– Таммельн – порченое проклятое место, - громко произнес кто-то из грабителей, и слова эти вызвали ропот одобрения. – Правитель города сошел с ума, а король, отдавший за него свою дочку, никак тоже разума лишился. Слабые господа – слабая власть!.. А там, где нет человеческих законов – устанавливаются нечистые порядки, и скоро границы между пустошами и людскими землями никто не различит…
– Вот и посмотрим, чем будут жить эти края после зимы, - сказал на это мастер Глаас. – Долгими зимними ночами чего только не случается… Повозки готовы? С рассветом отправляемся в путь, нас заждались жены!.. Торок, накрывай столы, что стоишь, как пень? Или не желаешь с нами попрощаться по-доброму?..
Хоть от страха я боялась глаза поднять на старого разбойника, однако не упустила ни одного слова из того, что он говорил. Услышав про мертвое воронье, я вздрогнула, и Хорвек легонько сжал мои ледяные пальцы – разбойникам не стоило знать, что сегодняшнее колдовство было делом моих рук, а наблюдательности и подозрительности у одного только мастера Глааса хватило бы на десяток людей попроще. Из его речей я уяснила, что в эти края грабители приходят издалека, чтобы пытать счастья на окраинах Лаэгрии. Пустошь надежно скрывала их от королевского гнева, а с наступлением холодов разбойники возвращались в родные дома, где, должно быть, местный люд и не подозревал, что живет бок-о-бок с душегубами. «Наверняка говорят всем, что подались на заработки, - невольно размышляла я, припоминая, что и в Олораке встречала парней, пропивающих всю зиму напролет монеты с чужеземной чеканкой.
– Ох, хоть бы рассвет наступил поскорее, чтоб их и след простыл вместе с награбленным добром! Без денег нам придется туго, однако Хорвек и сам раздобыл их нечестным путем… Ворованное добро всегда проклято – переходит из рук в руки быстрее, чем ветер носит сухие листья!»
Однако следующие слова господина Глааса заставили мое сердце замереть:
– Этих ребят, пожалуй, прихватим с собой – продадим на рынке в Ликандрике, - сказал он, махнув рукой в нашу сторону. – Невелика прибыль, но и в пути от них убытка немного, к голоду они привычны – вон какие тощие!..
– П-п-родать? Нас? – проблеял Харль, от очередного потрясения обретший дар речи, в отличие от меня, напрочь его утратившей. – Да разве ж мы скот какой?
– В наших краях такие, как вы, ценятся меньше, чем скот, - добродушно ответил господин Глаас, не пожелавший присоединиться к общему застолью и оставшийся вести с нами беседу. – Я слыхал, что здесь у вас рабов нет, но в наших землях все устроено куда разумнее.
– Но мы подданные герцога Таммельнского! – вскричал бедный Харль, всплескивая руками. – И уродились свободными людьми!
– Оборванцы, карманы которых набиты золотом? – прищурился старый разбойник, которого явно забавляло то, как мы с Харлем переполошились. – Сдается мне, если вернуть вас вашему господину, то он тут же присудит каждому по петле. Откуда у таких, как вы, деньжата? Ну, что, может и вправду отвезти вас в Таммельн и поспрашивать, не ищет ли герцог пару-тройку запропавших подданных?
Издевательский вопрос этот пришелся не в бровь, а в глаз, и мастер Глаас расхохотался во все горло, увидев, как мы с Харлем испуганно переглянулись. Хорвека он по какой-то странной причине во внимание не принимал, точно в упор не видел.
– Стало быть, угадал, - произнес он, отсмеявшись. – Ну и на кой ляд вам свобода, если там ждет разве что виселица? А у хорошего хозяина вы будете жить, как у богов за пазухой. Говорю я это не для красного словца. Дорога будет длинной, нелегкой, и следить за тем, чтобы вы не сбежали при первой же возможности – лишние хлопоты. Потому и объясняю: вам, бродягам, лучшей судьбы все равно не сыскать. Таких, как вы, в услужение никто в своем уме не возьмет, а даже если и возьмет – то только и будет искать возможность, чтобы прогнать восвояси, не заплатив, потому как за голодранцев заступиться некому. А если уж за вас какой-то господин заплатит из своего кошелька, то не позволит, чтоб трата эта оказалась пустой: всегда накормит и обогреет, хорошему работнику преждевременно протянуть никак ноги не годится…