Шрифт:
– Что вы увидели на хронограмме? – спросил босс, вернув Аннет в реальность.
– - Не только на хронограмме, но и на энергетической реплике автоматона. Мне показалось, я увидела вкрапления алого цвета. Этот оттенок характерен для деталей, сделанных в наше время. Кроме того, некоторые узлы на реплике пульсировали, что говорит о вмешательстве в механизм, нарушении изначального замысла мастера... неужели автоматон хотели подделать? Но зачем? И хронограмма указывает на конец 18-го века, то есть о подделке речь не идет...
– На энергетической реплике? – босс подался вперед и даже сигару отложил от изумления. – Вы что, репликатор? Быть того не может.
Аннет внезапно прорвало.
– Да, мой второй талант – репликация! – произнесла она с вызовом. – Когда это поняли мои наставники в академии, у них были такие же дурацко-удивленные лица, как и у вас. Вечно на меня смотрели, как на корову с куриными крыльями! Вроде и забавно, но и пользы от них никакой, разве что от мошкары отмахиваться. Я и хронолог-то неважный, а репликацией пользоваться и вовсе не умею. Меня не учили. «Женщин-хронологов не бывает! Женщина-репликатор – что-то неслыханное!» – передразнила она скрипучим голосом и отвернулась.
– Эй, – позвал ее босс. – Не обижайтесь. Для неуча вы весьма бегло рассуждаете об энергетических репликах. Вы знаете, что в королевстве всего десять зарегистрированных репликаторов? Вы, выходит, одиннадцатый… то есть, одиннадцатая.
– Известно, – ледяным тоном ответила Аннет. – Десять репликаторов-мужчин.
– Что ж вы не настояли, чтобы вашим вторым даром занялись всерьез? Вы же эта, как ее… суфражистка. Хотите, чтобы женщины могли выбирать род занятий наравне с мужчинами. Вот и вдохновили бы своих сестер личным примером. Стали бы первой женщиной-репликатором. Прищучили бы нас, самцов-зазнаек.
Аннет пожала плечами.
– Обязательно прищучу, но иначе. Механизмы и древности меня не интересуют… скучно. Да и к чему лишние препоны в виде твердолобых репликаторов-мужланов, не желающих принимать в свои ряды женщину? Сражаться с ними бессмысленно. Я согласилась с наставником и не стала зря время тратить. И вообще, сенситивы – рабы своего таланта. Никто из них не волен выбирать свою судьбу. Они делают то, что от них ожидают. Вы слышали хоть раз о сенситиве-медиуме или лозоходце, который наплевал бы на свой дар и пошел в цирюльники или рестораторы? То-то же. Я вот хочу стать звездой театра. Или синематографа! К моему мнению будут прислушиваться, мне будут подражать сотни тысяч женщин! Я способная, трудолюбивая, и ничего не боюсь!
Cкептический вид босса уязвил ее, и Аннет распалилась. Ей очень хотелось, чтобы Максимилиан принял ее всерьез. Пусть поймет, какая она молодец. Выбрала свой путь и не свернет с него. Никакие трудности ей не страшны.
Максимилиан внимательно слушал, и его лицо поочередно отражало целую гамму не поддающихся определению чувств. Несколько раз он порывался что-то сказать, но лишь крепче сжимал губы, пока они не побелели; пробарабанил пальцами быструю мелодию по столешнице, поерзал на месте, страдальчески наморщил лоб и, наконец, смущенно прокашлялся.
Аннет замолчала, чтобы перевести дух, и Максимилиан решился. Он покачал головой, потер длинный подбородок и медленно произнес:
– Поразительно. Никогда не видел настолько неуверенного в себе человека с потрясающе низкой самооценкой.
В его голосе не было ни капли иронии. Аннет похолодела. Максимилиан подался вперед и продолжал:
– Наконец-то до меня дошло… ваш показной бунтарский дух, ваши выдумки и причудливые наряды говорят об одном: вы боитесь. Вы выбрали маску и носите ее лишь потому, что постоянно сомневаетесь и считаете себя хуже окружающих. И поэтому решили зарыть свой настоящий талант в землю. Это проще, не так ли? Сейчас каждая поломойка и кухарка мечтает стать актрисой. Допустим, у вас получится. Но даже сделав решительный шаг, вы сомневаетесь. Могли ведь отказаться поехать со мной. Подумаешь, деньги и рекомендации! Записались бы на актерские курсы и вечерами работали. Упорно шли к цели. Но вы так не поступили, нет! Потрепыхались и сдались. Эта поездка позволила вам потянуть время еще немного, а заодно переложить право принимать решения на чужие плечи.
Аннет чувствовала, как по шее ползут красные пятна. Максимилиан словно раздел ее – нет, не раздел – освежевал, препарировал, и теперь она сидела перед ним, уязвимая и беззащитная. Как есть людоед!
Людоед смотрел на нее с досадой и сочувствием.
– Вы и сами этого не осознавали, верно? – сказал он, наконец. – Люди часто не понимают, что они действительно хотят и могут.
Аннет стало очень жарко, потом она ужасно разозлилась, а потом внезапно остыла и почувствовала смертельную усталость. Прекрасно. Максимилиан видел ее в самые неприглядные минуты, а теперь еще и знает все ее слабости. Ну и пусть. Хуже уже быть не может.
Максимилиан тем временем продолжал говорить, тихо, но внушительно.
– Наверное, я сильно уязвил вашу гордость и в эту самую минуту вы меня ненавидите. Пускай. Вот что скажу: не уходите в мир фантазий, Аннет. Жизнь – не синематографический роман, где героине все подносят на блюдечке только потому, что она хорошая, красивая и острая на язык. Битву нельзя выиграть только на словах. Часто приходится идти на жертвы и не думать о последствиях. А вы, Аннет, куда сильнее, чем думаете.
Она молчала. Как теперь с ним разговаривать? Наконец, сухо произнесла: