– Закончили разбирать меня по косточкам? Если да, то вернемся к Лазурному поэту, вы не против?

Максимилиан откинулся на спинку, вздохнул и сделал неопределенный жест рукой. Аннет спросила, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно:

– Вы думаете, Вальвазор тоже увидел в хронограмме что-то странное, и его решили убрать? А теперь пришел мой черед? Может, и с дирижабля меня хотели выбросить неспроста?

– Пока у нас нет оснований делать такие выводы.

– Это был кто-то из наследников Жакемара, – решила Аннет. – Кстати, все они слышали, как я расписывалась в любви к розам. Поэтому злоумышленник решил использовать розу как приманку в ловушке. Ставлю на бургомистра или госпожу Соннери. Оба грубияны, и обоим я не понравилась.

– Весомый довод, ничего не скажешь. Ладно, допустим, вы правы.

– Ну а вы кого подозреваете?

– Ставлю на шарманщика или хромого механика.

– Почему?

– Это я следую вашей логике. Называю тех, кто мне не нравится. Петр прикидывается простачком. А Ангренаж разбирается в механике и выглядит как заправский злодей из романа ужасов.

– Нельзя судить людей по внешности.

– А по чему еще их судить? Не преувеличивайте способность людей к мимикрии. Характер так или иначе отражается на лице, в манере одеваться и вести себя. Дамочки из благотворительных организаций любят повторять, что внешность не главное в человеке, и смело подбирают на улице оборванца с клеймом каторжанина. Знаете, сколько таких дамочек потом находят с перерезанным горлом?

– И все же вы не правы. Я разбираюсь в людях. Карл на злодейство не способен.

– Не обижайтесь, но вы разбираетесь в людях как кошка в огурцах. Сужу по вашему отношению ко мне.

– Зря вы так про кошек, – парировала Аннет. – В поместье моего деда есть кот, который лакомится огурцами в теплице. Он грызет только самые сладкие, а горькие не трогает.

Ехидный обмен любезностями, полный взаимных уколов, помог ей прийти в себя. Неловкость и злость первых минут, когда Максимилиану вздумалось вывалить на нее свои умозаключения, исчезли. Теперь она чувствовала себя в его компании иначе – свободнее, легче. Можно говорить, что хочешь, и вести себя, как хочешь.

Максимилиан рассмеялся.

– Ладно, уговорили. И все же хромой механик мне не нравится. Он смотрит на вас таким приторным взглядом, что хочется отхлестать его по щекам.

– Экий вы задира! – заметила Аннет с упреком. – Когда вы ушли в гостиницу, я сидела у фонтана и видела, как наследники Жакемара прогуливались рядом. О, послушайте! Вспомнила: я ведь встретила Швица – ну, того грубияна с дирижабля! Это точно был он. Любой из них мог прокрасться ко мне в номер.

– Вот как? – скептически произнес Максимилиан. – Если призвать здравый смысл, то никого подозревать мы не можем просто потому, что ничегошеньки пока не знаем и все наши подозрения ни на чем не основываются. На дирижабле вы никого не видели. Происшествие с купидоном могло быть простым совпадением. Как утверждает скользкий управляющий, вы могли спустить предохранитель случайно. А роза… сами положилиее к ногам купидона и забыли. А потом по рассеянности выбросили, когда ринулись ко мне в номер. Кстати, где тот цветок, что всучил вам в музее Ангренаж?

– Кажется, выкинула, как только мы вышли на улицу. Максимилиан, я что, совсем дурочка, по-вашему?

– Тихо, тихо, не заводитесь, – успокоил ее Максимилиан. – Я просто перебираю варианты. Больно все странно. И мне, уж простите, хорошо известно, что вы особа с богатым воображением.

Аннет надулась, но Максимилиан примирительно сказал:

– Я склонен вам верить. Передайте меню, будьте добры. Поужинаем, а потом поднимемся в гостиную и хорошенько изучим Лазурного поэта. Его доставили час назад. Заодно подумаем, чем вы могли не угодить злоумышленникам.

После ужина, за которым Аннет не смогла проглотить ни кусочка, поднялись в номер Максимилиана. Босс отпер дверь, опустил шторы и зажег настенный светильник под оранжевым абажуром. Аннет с любопытством осмотрелась.

Оказалось, Максимилиан на правах начальника поселился в куда более роскошном номере, чем тот, что отвели Аннет. Здесь было две комнаты: полупустая гостиная, в которую они вошли, и спальня. Заметив, с каким интересом Аннет изучала старинную мебель из темного дуба – восемнадцатый век, не иначе! – босс кивнул на соседнюю дверь и предложил с усмешкой:

– Хотите осмотреть спальню? Кровать там впечатляющая, раза в два больше вашей. И никаких часов с луком и стрелами.

– Нет уж, спасибо, – отозвалась Аннет и прошла к предмету, который занимал ее больше всего: автоматону «Лазурный поэт». Как и в музее, он сидел на своей оттоманке перед изящным столиком и хитро всматривался в сумрак из-под полуприкрытых век. Он выглядел удивительно живым, хотя пропорции его фарфоровой физиономии были кукольными – глаза слишком большие, скулы слишком острые, а нос слишком тонкий.

– Его доставили днем, когда вы гуляли возле фонтана, – объяснил Максимилиан. Он по-свойски скинул пиджак, повесил на спинку стула и встал плечом к плечу с Аннет, сложив руки на груди. Аннет покосилась на босса и отошла. Запах его одеколона был приятным, но будил в ней странные чувства. Он вызывал образы горячего песка и экзотических, загорелых путешественников, ведущих по пустыне караваны, груженные специями.

– Удивительно, насколько эта кукла похожа на Ангренажа, – заметила она, чтобы отвлечься. – Эти черты я узнала и в маске над театром, и в каменном изваянии у входа в канатную станцию.