Шрифт:
Поп Савва отчасти был прав: пищали били немного далее стрелы. Выпущенная из тугого лука стрела насквозь пробивала тесину в струге. И при стрельбе из лука было свое удобство: не надо было зелья; оно то отсыреет, то его ветром сдует, то еще что-нибудь. Кроме того, татары пообвыкли к пищалям. Да и по правде сказать, они уже слыхали про огневой бой. Никто иной, а русский воевода Лыченцев после схватки с Маметкулом кинул свои пушки и бежал, а тот подобрал их…
Первого августа заняли Цымгу [13] . Кругом простирались неоглядные заливные луга, на которых паслись тучные стада. И дружина Ермака здесь зазимовала.
13
Ныне на этом месте стоит Тюмень.
Татары в городке и окрестностях не держались крепко за сибирского хана. Об одном лишь тревожились и печаловались Ермаку:
– Кто нас освободит от дани Кучуму? Даже одна собака не служит двум хозяевам, а мы скотоводы и люди бедные.
Атаман принял их учтиво, стоя. Выслушал и внушительно ответил:
– Властью, данной мне Русью, от ясака – податей – Кучуму с души, с дыма, со скота я вас освобождаю. Ныне вдвое меньше будете ставить коней, мяса и рухляди моему войску. Живите мирно, растите стада и ведите торговлю, только без плутовства.
Старейшины поклонились Ермаку в землю. Он поднял их за плечи и каждому сказал ласковое слово.
– А в землю челом мне бить не надо, не аллах я и не хан!
И то понравилось старикам Цымги, что говорил он с ними учтиво и по-татарски.
На площадях городка зашумели торги, и казаки оберегали товары. Одного боялись правоверные, кабы казаки жен их не сбили с пути верности. Хоть и ходили татарки с закрытыми лицами, но казаков, оголодавших без женской ласки, без теплого слова волновал жгучий взгляд, брошенный, как острие, из-под покрывала. Дворы были отстроены с глухими стенами, улицы – двум арбам не разъехаться, но пронырливые донцы и камские ходуны проникали через все запоры, и случался грех.
Трепетал на осине багряный лист, рдела рябина под еще жарким солнцем. Струги неподвижно стояли на приколе. Неподалеку Тюменка с тихим лепетом вливалась в Тобол. Юрты и землянки лепились подле нее. Над ними тянулись дымки. Понемногу, не боясь казаков, возвращались жители из кочевья.
Казачьи разъезды рысили на дорогах, задерживались в улусах. Татары встречали их покорно. Казаки объявляли им:
– Больше нет над вами власти Кучума!
– Хан до нас не доходит, но тарханы его берут ясак. Как быть?
– Дань и поминки нам по силе будете давать.
– Дашь вам, хан раззлобится и вдвойне возьмет!
– Не бойся, Кучумке не выдадим на расправу. Отошло его времячко!
Кто противился казакам, не давал им хлеба и скота по силе, у тех палили жилье.
Вверх по реке Тоболу добрались казаки на стругах до острожка Тархан-Калла. Тыны, вал, перед ним глубокий ров, а через него – перекидной мост. У крепких ворот стража с копьями и луками.
Иванко Кольцо с десятком казаков выпытывал:
– Кто живет?
Татары ответили:
– Вольный господин, дани хану не платит, только оборонять его обязан, и жители малый ясак дают и князю своему, и Кучуму.
Кольцо подошел к воротам, стража скрестила копья:
– Кто такие, куда плывете?
– Купцы московские, торг ведем. Наслышаны о богатствах вольного господина, хотим торговать. Шли в Бухару, да раздумали. Гляди!
Иванко полез в короб и добыл пестрый платок, распахнул, и жаром обдало стражу.
– Бери, каждому по платку…
Разом распахнули ворота и сказали:
– Торг – большое дело. Наш господин могуч, ничего не боится. Гляди, какой город. В Бухара такой нет!
Стражники провожали до тархана. Казаки приглядывались. Хваленый город Тархан-Калла состоял из берестяных чумов. Брехали одичавшие худые псы, от жилья несло острой кислятиной. В центре – рубленая изба.
– Вот и наш князь. Богато живет, – сказал страж.
Казаки весело переглянулись. Иванко Кольцо напомнил им:
– Главное не в чумах, а в силе. И у нас на Дону плетни да землянки, не в том краса!
Притихли и с почтительным видом вошли в жилище тархана. Изба низкая, дымная, вправо чувал, влево на земле оленьи шкуры, на них грязные перины. Тархан – заплывший жиром, лысый, с лукавым взглядом – сидел идолом на подушке. Лик бронзовый, непроницаемый. Подле, на засаленной подушке, сидел худущий надменный татарин в парчовом халате и собольей шапке. Не поднимая глаз, он перебирал красные четки.
Татарин улыбнулся и сказал казакам:
– Я рад, что не минули мой город и привезли товары.