Прием назначили ближе к вечеру, поэтому менять расписание мне не пришлось. Направляясь к кабинету врача, я невольно думал о том, как здорово было бы сию минуту очутиться на поле для гольфа, насладиться угасающим светом дня и безмятежностью. И я улыбнулся мысли, что через несколько недель вся эта роскошь будет мне доступна. Коринна, Джина и я – на Гавайях. А напряжение и стрессы, какими бы они ни были, хоть ненадолго, да отодвинутся на второй план.

У невролога мне задали несколько вопросов, затем подвергли самому обычному осмотру. Врач с молоточком проверила коленный рефлекс, посмотрела в глаза, сравнила силу правой и левой рук и попросила сделать несколько шагов по прямой.

А потом предложила на следующее утро явиться на томографию.

Я как бизнесмен ценю эффективность и быстроту. Но на этот раз оперативная реакция меня не обрадовала. От такой сомнительной привилегии, как экстренная, внеочередная томография, я предпочел бы отказаться. Если бы врач считала, что щека и вся правая сторона лица у меня обвисли от паралича Белла или по другой, не слишком серьезной причине, тогда диагноз подтверждался бы без лишней спешки, нормальными темпами, и мне пришлось бы стоять в общей очереди. Неделю – другую.

Но когда в половине шестого во вторник врач вызывает вас на томографию на завтра, на восемь утра, невольно начинаешь думать о худшем. Чуть ли не о самом страшном.

Впрочем, развивать мысль в этом направлении я себе не дал, и думал, что Коринна поступила точно так же. Тем вечером в разговоре она заметила, что врачу, вероятно, понадобилось исключить некоторые предположения – на всякий случай.

На следующее утро я съездил на томографию, а затем поспешил в офис на важное заседание руководства компании. Спустя несколько часов невролог позвонила мне на работу. Секретарь Кэрин связалась с Коринной, и та перезвонила врачу. Поначалу невролог хотела сообщить результаты обследования мне одному, но Коринна переубедила ее.

– Мы кое-что нашли, – призналась врач. Это «кое-что» обнаружилось в мозге. Неврологу требовалось провести вторую томографию, с контрастным веществом, чтобы получить более отчетливые снимки.

Назавтра на вторую томографию мы отправились вместе с Коринной. Если бы мы просто собрались куда-нибудь вдвоем, я засыпал бы Коринну лавиной вопросов, допытываясь, что нам предстоит. Никогда не любил сюрпризы. Мне всегда надо было знать заранее, чего ожидать.

Но по пути к врачу я ни о чем не спрашивал.

После томографии я уехал на работу.

Вечером позвонила врач. Меня просили завтра же приехать за результатами обследования. А у меня намечался на редкость беспокойный день, вдобавок с заседанием совета. Нельзя ли перенести визит хотя бы на послезавтра?

– Нет, – отрезала врач. Откладывать встречу она не советовала. Даже на день.

Назавтра мы с Коринной сидели в кабинете невролога. Врач развесила томографические снимки моего мозга на световой панели. Еще до того, как она заговорила, а тем более объяснила, что мы видим, мне подумалось: «Звездные войны».

По сравнению с безупречно-чистым правым полушарием левое выглядело белесым и было сплошь усыпано разнокалиберными точками. В целом картина напоминала космос. Точки соединялись линиями – и отчетливыми, и размытыми, но сколько же их было, этих линий! Как аудитор, я привык рассматривать то, что передо мной, и сразу разрабатывать план атаки – упорядоченный, методичный, четкий план. Но глядя на томографические снимки, я представить себе не мог, как врач, пусть даже самый гениальный, приступит к разработке плана борьбы с целым созвездием тонкого, похожего на паутину вещества. С чего начать? Чем закончить? Повсюду обширные галактики.

«Звездные войны».

Позднее Коринна рассказывала: ей показалось, будто левое полушарие моего мозга волнообразно избороздило Лохнесское чудовище.

Невролог объяснила, что поставить точный диагноз она пока не может, но подозревает у меня астроцитому или глиобластому; мои глиальные клетки, которых в человеческом мозге насчитывается более триллиона, стали злокачественными. Обнаружены три многоочаговые опухоли, каждая размером не со что-нибудь, а с мяч для гольфа. Соединенные между собой опухоли по-братски поделили жизненное пространство, расположившись по одной в лобной коре (отвечающей за эмоции и принятие решений), в двигательной зоне коры среднего мозга и в зрительной зоне коры заднего мозга.

Между тем врач записала нас назавтра на прием к двум светилам нейрохирургии. Она держалась бодро, и мы почти поверили, что еще не все потеряно.

Наверное, мы просто еще не осознали, что произошло. Вечером в отеле Коринна призналась, что впервые за всю нашу совместную жизнь оказалась застигнутой врасплох. Мы гордились слаженностью наших действий, дальновидностью, умением заранее принимать меры и справляться с обстоятельствами, сводить ущерб к минимуму и извлекать все возможное из любой ситуации. Мы дополняли друг друга, при этом каждый чутко реагировал на изменения в сфере своей компетенции, благодаря чему мы успешно строили совместную жизнь и до сих пор избегали неприятностей.