Подаренный мною польский крест с распятием Веничка повесил над изголовьем, но Галя его очень скоро сняла, сославшись на то, что Эдик – сосед по подъезду – не только алкаш, но и клептоман.

____________

Слух о принятии Ерофеевым католичества быстро облетел Москву. Реагировали по-разному. Одни негодовали. Другие воспринимали свершившееся как эпатаж. Кто-то возмущался: «Православная не может быть крестной матерью католика». Некоторые просто беззлобно посмеивались.

____________

Апрель

Разговорились о литературе. «Всем признателен, всех люблю, – сказал Ерофеев, – которым хоть чем-то обязан».

Своими литературными учителями он считал Салтыкова-Щедрина, раннего Достоевского, Гоголя и многих других. Про Гоголя, например, сказал: «Если бы не было Николая Васильевича, и меня бы как писателя тоже не было, и в этом не стыдно признаться».

Современную отечественную прозу обсуждать не любил. Мало кого в ней признавал и из тех немногих особенно выделял Василя Быкова и Алеся Адамовича. Преклонялся перед Василием Гроссманом. Даже попросил меня привезти перечитать «Жизнь и судьбу». Сказал: «Перед Гроссманом я встал бы на колени и поцеловал бы ему руку».

Из западных писателей Ерофеев любил Стерна, Рабле, Кафку, которому, как он считал, многим обязан, Гамсуна, Ибсена, Фолкнера, преклонялся перед Набоковым: «Никогда зависти не знал, но тут завидую».

В литературе, как и вообще в людях, Ерофеев не переносил бездушия. Как-то сказал: «Я хоть и сам люблю позубоскалить, но писать нужно с дрожью в губах, а у них этого нет». Во многих писателях его коробила «победоносная самоуверенность» – «писатели должны ходить с опущенной головой». Не признавал напыщенности – «писать надо, как говоришь».

А писать ему хотелось всегда, но мешала болезнь – тяжелейшая операция. Когда многие, чуть ли не до последних дней его жизни, обращались к писателю с просьбой дать письменное интервью, написать предисловие к авторскому сборнику стихов и т. д., он часто отказывался, порою отшучиваясь: «Времени нет. Оно все уходит на то, чтобы не умереть».

При прощании Ерофеев дал мне список необходимых ему книг.

БВЛ. Гомер – Илиада, Одиссея.

Данте – Божественная комедия.

или Гомер – Илиада (в серии антич. классики).

БВЛ. Античная лирика.

В той же серии антич. класс.:

Список необходимых В. Ерофееву книг

Эсхил – все трагедии.

Софокл

Плутарх – сочинения.

Овидий – Метаморфозы.

В любом издании и в любом виде Цицерон, Ю. Цезарь, Геродот, Фукидид, Александрийская поэзия, Тацит.

Хоть что-нибудь Шекспира (у меня дома только Король Лир и комедии – 7 штук).

Фет. Толстый синий том Б. поэта.

БВЛ. Рабле – Гаргантюа.

Монтень.

Карсавин – Католицизм.

Гёте – Фауст.

Аверинцев – все, кроме «Плутарха».

Мифы народов мира в 2-х т.

Л. Стерн – Тристрам Шенди, Сентиментальное путешествие.

____________

Апрель

А сегодня почти целый день слушаем с Веничкой классическую музыку, которую он так любит и хорошо знает. Музыкальная память его просто поражает. Коллекция пластинок – большая и с хорошим вкусом подобранная. На полках царит необыкновенный порядок: все расставлено по системе, с большой любовью и аккуратностью. Любую пластинку можно найти за секунду.

Ерофеев любит Шуберта, Брукнера, Шостаковича, Грига и особенно Сибелиуса. Очень часто слушает его музыку в последнее время, говоря, что неотвязно-постоянно снится ему Кольский полуостров. Вот и сегодня заводили Сибелиуса. «Послушай мою родину», – сказал он мне.

Отдавая предпочтение классике, Ерофеев не отрицал и другие жанры: «Было бы только талантливо». Как-то сказал: «Я был бы счастлив, если бы написал две-три хорошие русские песни».

Очень любил русские романсы. Показал мне свой пухлый блокнот под названием: «Русский романс от Титова до Свиридова». Не поленилась и всё и всех пересчитала. Поразилась. В блокноте оказалось 57 авторов и 943 романса!

____________

Любил Ерофеев и живопись. Был знаком со многими художниками. Относился к ним несколько скептично. «Я за ними часто наблюдал, – как-то сказал он, – как правило, их, кроме своей работы, ничего больше не интересует». Допустила, что это было сказано в плохом настроении.

____________

Настроение у Ерофеева прекрасное. Хочется вырваться куда-то на волю. «Ну что, – спрашивает, – посетим наконец-то вашего легендарного художника – чудака Виктора Михайлова, у которого на Рылеева часто приостанавливался Толя Зверев?» – «Конечно, посетим, – отвечаю. – А ты со Зверевым был знаком?» – «Как ни странно, не был, – ответил Веничка, – хотя многие считали нас чуть ли не друзьями». – «И очень жаль, – говорю. – Ведь Зверев написал бы с тебя столько замечательных портретов, а ты исписал бы за ним не одну страничку своих дневников. Ведь он был замечательным, остроумным рассказчиком. Порою такое нес, что тебе и не снилось». – «Ну, ну», – засомневался Ерофеев. – «А стихи какие он за секунду писал! Ну, чтобы тебя не утомлять – вот к примеру самое коротенькое: «Дождик лил, а я пил» – ну как?» Ерофеев только рукой махнул…