Белорусские братья наше рвение не поддержали, видать морские ванны без допинга не приносят удовольствия по холодку. Ветерок стал более чем свежим, поэтому сугрев жизненно необходим для организма. Солнечный диск покраснел и вот-вот грозился закатиться за горизонт. Чайки всё активнее стали рыскать по водной поверхности, выискивая корм. И неспроста. Рыбки то тут, то там выпрыгивали из воды, словно дразнили пернатых хищников.

– Может, дождёмся заката на берегу? – предложил ваш покорный, потому как мне порядком уже поднадоело водное однообразие. – Заодно и дискуссию продолжим о профсоюзах.

Юрий Владимирович согласился с лейтенантской покорностью, и вот уже aguardiente щекочет нам носоглотку. Дынька удвоила удовольствие, а «при такой-то снеди как не быть беседе?» Зачерпнув ещё по разу, брат George всё-таки решил прийти к какому-то знаменателю.

– Ну так ты скажи, ты согласен или нет мне помогать организовывать детский отдых?

– В принципе, мы все братья по разуму, но почему-то неразумных большинство, – мой ответ был скорее дипломатичен, чем категоричен. – Не слишком ли торопите события, маэстро? Вопрос, нужен детский отдых или нет, не стоит, но к его организации нельзя подходить с мерками прошлого века. Я – за, но нужно проделать огромную подготовительную работу, не говоря уже о том, что всё продумать до мелочей. К тому же отдых не может быть слишком дорогим, иначе никто не клюнет на такую приманку. Выбор сейчас не тот, что в Совдепии, да и к детям сейчас относятся по-другому. Ты же не будешь набирать спецшкольников, так ведь?

– Ты прав, – констатировал Юрий Владимирович и больше ничего не добавил.

Добавлять пришлось допинга, тем более что белорусские братья уже начали собираться в обратный путь. Опорожнив и вторую посудину, осадив остатками сладкой ягоды, брат George и азъ несговорчивый погрузили остатки роскоши былой в потрёпанный кейс и направились к дилижансу. Обратный путь всегда кажется короче, а когда из динамиков вылетают звуки полонеза в исполнении некогда знаменитейшего в СССР вокально-инструментального ансамбля «Песняры», время в дороге и вовсе пролетает, как поезд «Сапсан» мимо таёжного полустанка.

Несмотря на громкую музыку, мысль моя работала ещё громче. Перебирая в памяти деловой разговор с Юрием Владимировичем, я в очередной раз удивлялся, почему нашим инженерам человеческих душ не приходит в голову, что люди рождаются вовсе не для того, чтобы непременно совершить подвиг и умереть, как Александр Матросов. Человек приходит в этот мiръ, чтобы учиться, работать, любить, создавать семью. А наши культуроведы всё хотят слепить что-то героическое и, главное, устрашающее. В ущерб себе и России мы из русского человека создаём для мiра образ солдата-освободителя непонятно от чего и от кого. Досадно, но при этом почти весь мiръ считает именно американского солдата воином-освободителем. И самое страшное, что милитаристская риторика всё шире проникает в школы и колледжи.

Если перечислить советские бренды, завоевавшие (в прямом смысле) авторитет в мiре, список будет состоять из автомата Калашникова и танка Т-34. Сюда можно добавить баллистические ракеты и водородную бомбу. Что ни возьми из товаров народного потребления, то это либо заимствовано за рубежом, либо про это лучше не говорить и не вспоминать. Почему так?!

Ответ вот он, на поверхности. Политика проверяется не тем, как что-то начинается, а тем, как заканчивается! И если боль за свою землю называется политикой, тогда я – политик. Ведь почти весь XIX век спорили о том, что такое «новые люди», потом, после октябрьского переворота, что такое «люди советские». Наш паровоз летел вперёд, в коммуне остановка. И при этом в руке непременно должна быть винтовка. Или автомат. Почему мы не стремимся жить, как все нормальные люди? Сначала полвека не могли забыть «Великой Октябрьской социалистической революции», которая на деле оказалась банальным большевистским переворотом с кровавыми целями. Теперь семь десятилетий не можем пережить угар «великой победы», цена которой несопоставима с её результатами. Но нам плевать на жертвы, нас тянет по поводу и без повода затянуть «вихри враждебные» или «как один умрём, за ценой не постоим». Даже научившись ездить за рубеж, пользоваться валютой, одеваться по моде, большинство всё ещё живут героикой революции, гражданской и Второй мiровой войн, постоянного преодоления, поставившего страну на военные рельсы. Мирные будни и мирный труд у нас не в почёте.

Воссозданная история

Героизация нашего человека, мечтающего о преображении скучной действительности, в общем-то, исторически свойственна нашей культуре. Но в эпоху исторического материализма это стало отличительной чертой нашей литературы: стремление из каждого пахаря и кузнеца сделать Василия Тёркина, а из каждого подростка – Павлика Морозова или Павку Корчагина. И главная причина этого явления – чрезмерная её политизация. Ачеть русская культура всегда откликалась на актуальные потребности политики – взять то же «Слово о полку Игореве», «Бориса Годунова», «Полтаву», «Бородино» и другие, но после октября 17-го социальный заказ сделался приоритетным. Сталь – вот металл, из которого советские мастера культуры отливали образы строителей коммунизма, «сталинских винтиков». «Гвозди б делать из этих людей: крепче бы не было в мiре гвоздей». При этом ценность человеческой жизни абсолютно не принималась во внимание, не говоря уже о семейном счастье и заботе о человеке.

Оттягиваясь на острове Капри во враждебно-буржуазной Италии за счёт голодающих Поволжья, Алёша Пешков в своём знаменитом очерке «О русском крестьянстве», напечатанном в Берлине в 1922 году, размышлял о новой породе людей. Он писал, что «вымрут полудикие, глупые, тяжёлые люди русских сёл и деревень, их заменит новое племя – грамотных, разумных, бодрых людей». Столь откровенный призыв к геноциду русского народа был настолько шокирующим даже для большевистских вождей, что они запретили публиковать его в СССР. Тем не менее товарищ Сталин позвал «буревестника революции» написать красивый роман о строительстве «общества всеобщего счастья» на одной шестой части суши планеты Земля.

Окунувшись в советскую действительность, несмотря на то что жил на госдаче и пользовался всеми благами госкормушки, Максим Горький «прозрел» и увидел всю правду о страдании и незавидном положении родного народа. Основоположник социалистического реализма понял истинно реальную жизнь советских людей и поэтому отказался заниматься мифотворчеством. Чем закончилась «принципиальность» писателя 18 июня 1936 года, история умалчивает.

Его пророчество во многом сбылось. Массовый голод в Поволжье в результате политики военного коммунизма на территориях, контролируемых большевиками, унёс жизни пяти миллионов человек. В 1932–33 годах в результате коллективизации и голодомора умерло ещё восемь миллионов. Голод и разрушение привычного уклада крестьянской жизни привели к массовому бегству населения в города. Миллионы беспаспортанцев стали тем бесправным и дешёвым трудовым резервом, который товарисч Сталин использовал для ускоренной милитаризации советской экономики. Малограмотная и дезориентированная в непривычных для неё городских условиях крестьянская масса стала лёгкой добычей для советской пропаганды.